Сибирские Огни № 008 - 1991
этот страх расплатиться прямо сейчас. Удержать толпу уже ничто не могло, она текла, как бешеная река, прорвавшая запруду. Появились откуда-то железные крючья и деревянные шесты. «Чтобы не заразиться, руками за больных нельзя браться...» — прошелестела услужливая подсказка. Люди, которые ухватили шесты и крючья, оказались впереди всех. Они выставили свои ору дия наперевес, будто ощетинились, и двинулись к храму. Многосо тенный крик толкал их в спины, и они едва не срывались на бег. Скорей, скорей... Если бы кто-то замешкался в эти минуты или попытался бы остановиться, его бы просто смяли и растоптали — слитная, спрессованная толпа катилась густой и вязкой массой, остановить ее, задержать не было никакой возможности. В храме еще звучала молитва отца Иоанна. Юродивый, прикорнув у стены, опускался в легкую дрему. Его покачивало, баюкало, уносило полого вверх, и вдруг он, словно чьи-то добрые руки разжались и выронили, упал и очнулся. Вски нул глаза под своды храма, но сводов не увидел. Увидел совсем иное, будто перенесли его за короткое время полудремы в другое место. Он увидел «Свободу», проник взглядом через ее стену и ока зался в комнате, где сидел человек в наглухо застегнутой рубаш ке с металлическими пуговицами и листал разложенные перед ним бумаги. Там, в бумагах, были свидетельства прошлых жизней Юродивого. Он сразу догадался об этом, да и не могло быть по- иному: едва лишь человек перевертывал новый лист, как у Юроди вого тут же начинала болеть какая-нибудь старая рана. По очере ди, одна за другой. В той последовательности, в какой он их по лучал. Боль от неслышного шуршания бумаги вспыхивала нестер пимо. Человек за столом показался знакомым. Юродивый вгляделся пристальней и узнал. Этот, в пиджаке и в рубашке, с мертвенно- бледным лицом, походил, как две капли, на другого — в кожаной куртке. На того, который стрелял в Юродивого. Близнецы? Братья? Отец и сын? Дед и внук? Юродивый не знал. Напрягался, тянулся взглядом, пытаясь постичь — да кто же он? Человек неожиданно оторвался от бумаг, поднял голову и позвал Юродивого: «Иди сюда, я жду... Придешь и узнаешь. Иди...». Последнее слово «иди», произнесенное почти ласково, вернуло Юродивого в прошлое, в этот же город, на центральную плошадь, на которой еще не было тогда ни «Свободы», ни мраморного по стамента с чугунной плитой «Декларации...» На месте ресторана стоял памятник Вождю. На каменной руке скульптуры, указую щей в будущее, висели две петли. Они опускались почти до самого асфальта. Толстые белые веревки, свитые из мягких ниток, пооб- ремкались и загрязнились от долгой работы, но были еще надежны, слегка пружинили, когда в петли затягивали очередной груз и вздергивали на самую верхотуру, под сень каменной руки. Груз был живым. Упираясь пятками в серый гранит, люди болтались вниз головой по пять минут каждый. Когда очередную пару вздергивали вверх, площадь, от края и до края затопленная народом, разом стихала, а затем начинала громко кричать и хлопать в ладоши, заглушая юного паренька, который стоял здесь же, на постаменте, и зачитывал приговор, прижимая к самым губам мегафон. Приговор для всех был один и тот же: «За сопротивление демократическим переменам, за мани-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2