Сибирские Огни № 008 - 1991

В накопителе — многолюднее, чем обычно. В распределителе, не успевая справляться с наплывом побегушников, обычных во­ просов не задавали, только поторапливали раздеваться и требова­ тельно выкрикивали: — В санзону! В санзону! Санзона делилась на две равные части — мужскую и женскую. Тут Петро и Фрося расстались. В отделениях, мужском и жен­ ском, порядок один и тот. же: побегушники снимали с себя ниж­ нее белье, вставали по шесть человек в кабинки, и санитары ока­ тывали их из шлангов дезинфицирующим раствором. После купа­ ния кожа на теле съеживалась, а от побегушников еще несколько дней разило химическим запахом. Под ногами хлюпало, клубился густой пар, лампочки, замазан­ ные им, светили тускло, все вокруг виделось как в тумане — блек­ ло, расплывчато. Раздеваясь, стягивая через голову казенную нижнюю рубаху, Фрося унюхала запах дыма и сначала не поняла — откуда? Но тут ее осенило: это же руки костром пахнут! При­ жала к лицу ладони, зажмурила глаза и увидела на короткое мгновенье падающую звезду, светящиеся березы, услышала голос баяна... И теперь вставать под шланг, принимать на себя вонючую струю, а после пахнуть неизвестно чем? Ну уж нет! Фрося ском­ кала рубашку, бросила ее в вагонетку и зыркнула по сторонам. В углу стоял большой таз с водой. «Вот.ушки вам, фигушки!» — шепнула Фрося, выжидая удобный момент. Едва санитары отверну­ лись, она быстренько, одним махом, скользнула в угол и всю воду из таза — на себя. Сама мокрая, а ладони сухие. И спокойно, мимо помывочной кабинки,- мимо санитара, со шлангом — на вы­ ход. А на выходе — новость. Оказывается, выдают только нижнее белье. Бушлаты, галифе, сапоги и ушанки выдадут неизвестно когда, потому что ремонтируют тепловую камеру. — Врут все, — сказала низенькая рябая бабенка, натягивая на себя рубаху. — Боятся, что удерем, вот и не выдают. «Конечно, врут, — подумала Фрося. — А как нам быть с Пе­ тей? Как баян выручить? В одной рубахе не’ побежишь. А, может, только нам, бабам, не выдают?» Она скоренько намахнула рубаху и бегом по длинному и узко­ му коридору в свою ячейку. Справа и слева — сплошные двери, а на них — номера из белой жести. Налево — нечетные. Тысяча семьсот девятнадцать, тысяча семьсот двадцать один, а вот и он — будь он проклят! — тысяча семьсот двадцать три. Петро уже сидел в ячейке. В рубахе и в кальсонах. — И вам не дали? Он только руками развел. Фрося примостилась рядом с ним на кровати и понурилась. Что же они без баяна-то делать будут? Вдруг его найдет кто, заберет себе или ненароком сломает? Без баяна и жизнь не в жизнь станет. — А может, и ничего, а, Петь, обойдется? — Объедется. Где другой баян возьмем, их теперь не делают. Ладно, раньше время не помрем, видно будет. Я сплю. И ты ко мне с разговорами, Ефросинья, не лезь. Отдыхаю. Петро лег на кровать и отвернулся к стенке. Фрося знала, что спать он не будет, а будет лежать и думать о чем-то своем. Тро­ гать его в такие минуты, приставать с разговорами не полагалось. Фрося прикусила язык и оглядела ячейку, надеясь найти в ней, на пяти квадратных метрах, хоть какие-то изменения. Но изменений