Сибирские Огни № 008 - 1991

шей чуткостью и внимательностью, своей доброжелательностью, но даже и формой — это был почти что рассказ. Итак, мы гово­ рили, можно сказать, балякали по-стариковски, как потом посме­ ивался Алексей Васильевич. И помню, он сказал без всякого вздо­ ха и огорчения: «Мы с тобой, Толя, провинциальные писатели, а вот наш дорогой Валентин Григорьевич — это и всероссийский, и всемирный писатель...» Меня, честно сказать, скребанули по душе эти слова, опечалили — гордынька и тщеславие еще вовсю броди­ ли; никому-то не хочется махом записывать себя в провинциаль­ ные писатели, а уж мне, тогда еще начинающему, еще не пожи­ лому и не умудренному, тем паче. Но со временем, скажу, положа руку на сердце, я смирился с этим званием, йо с такой утешитель­ ной и оправдательной оговоркой: был на Великой Руси протопоп Аввакум, неистовый поборник нравственной чистоты веры, ее на­ родности, горячий, воинственный патриот России; на всю свято­ русскую землю прозвучал его вещий, страстный глас, но были же и священники в скитах, которые в своих приходах (в провинци­ ях!), среди сотен и тысяч старообрядцев проповедывали, пусть да­ же с меньшей силой, с меньшим талантом, нравственную чистоту и суровость, русскую народность нашего отечественного правосла­ вия. И мало того, выступая против злобных, антирусских замашек царя Петра, сотнями, страстотерпцы, сжигали себя в скитах, устра­ ивали «гари», как только приближались стрельцы. Критика столичная не баловала Алексея Васильевича своим вниманием, хотя сибирокие писатели, да и многие из центральной России, конечно, высоко оценили его талант. — Критика наша, надо признать, довольно неповоротлива, — сетовал Валентин Распутин. — Она как. в святцы заглядывает в одни и те же имена, по которым и судит о состоянии всей литера­ туры. Литература, между тем, и полнее, и глубже, и при всей несвежести сравнения ее с айсбергом оно, однако же, остается до­ статочно верным: то, что попадает в поле критического внимания, есть лишь малая часть действительной мощи нашей литературы. Там, в глубинах и на просторах России, многие и многие писатели чутко и верно улавливают происходящие в обществе духовные и нравственные движения и говорят о них с болью и верой, говорят честно и талантливо. И дело тут не в похвалах, которыми они об­ делены, а в том, чтобы высокую и чистую проповедь их книг знал и понимал наш так называемый большой читатель. Конечно, не­ справедливо, что Алексея Васильевича не знают очень хорошо и что большая критика его замечает мало. Вот это несправедливо. Он достоин, конечно, чтобы его читали по всей стране и издавали по всей стране, чтобы правду, которую он говорит, впитывало боль­ шое количество читателей. И все-таки дело не в оценках, а в том, что делает писатель сам, как он работает, и, в конце концов, я считаю, что сделанное не останется втуне и все равно дойдет до читателя. Это гораздо лучше, если сравнить с судьбой тех писате­ лей, которые делают мало и хуже, а славу имеют большую... Пи­ сать правду не просто, она требует не только решимости и не толь­ ко таланта, но вместе с ними и правильной, не склонной к конъюн­ ктурным соблазнам, духовной ориентации... Всем этим писатель Алексей Зверев, мне кажется, наделен щедро и распоряжается точно. И опять Усть-Куда, темнеющая избами среди белых снегов. Мы идем с Алексеем Васильевичем по деревне, где избы — судьбы