Сибирские Огни № 008 - 1991
большая рыбацкая заимка Хариузовка, описанная Зверевым в по вести «Лыковцы и лыковокие гости», а вот и дом писателя. Такой же родной, как и хлебородная Усть-Кудинская земля, стала для писателя Ангара, на берегу которой вырос, на берегу которой и теперь стоит дачный дом. Здесь, возможно, и написаны некоторые рассказы, повести, здесь из лета в лето обихаживает писатель землю на небольшом приусадебном участке — впрочем, это скорее всего вотчина Лидии Ивановны — жены писателя, по тому что Алексей Васильевич природный рыбак, и ту’г не разо рвешься на части. Здесь, на великой сибирской реке, провел Алек сей Васильевич многие утренние и вечерние зорьки. Я сибиряк, — говорил Алексей Васильевич. — Всю жизнь прожил на Ангаре. И думы мои о ней. Чистые, светлые воды вы рвались из Байкала и понеслись к Енисею, протянувшись на две тысячи километров. Что с ними? Как они живут?.. В детстве нас, детишек, катал на лодке один крестьянин. Тогда он заставил нас поверить, что ангарская вода в цистернах возится в Москву и продается там по три копейки за бутылку. И как же было не пове рить: на глубине пяти метров виднелись розовые, фиолетовые, си ние камешки, — так зеркально прозрачна была вода в реке. Если заговорить с Алексеем Васильевичем о рыбалке, повадках норовистого ленка и хариуса, то он, как и всякий природный ры бак, такого порасскажет, что диву дашься, и долго будешь, поче сывая затылок, цокая языком, порой ухмыляясь, гадать, где там быль, а где побаска гораздого на веселую и азартную выдумку писателя и рыбака. Впрочем, рыбак Алексей Васильевич отменный. Помню, зима еще только перевалила за горушку, поближе к из ножью весны, только еще дохнуло быгалым духом предвесенья, а уж затосковал он по красным летним денечкам, по своей рыбацкой избенке, по лодке, выдернутой на берег. И, может быть, переби рая снасти, ладя свежие мушки, живо воображал, как оттолкнет лодку, вымахнет на стрежень, потом выищет ведомое ему улови стое место и закинет удочку; может быть, даже, как говорят ры баки, подшаманит что-то с удочкой и бессловесно, одним лишь низким поклоном испросит у реки фарта; и кажется, не будет счастливее этих часов, уплывающих по течению будто минуты, когда ты, прижав в азарте дыхание, ждешь клева, когда ты просто даешь роздых и полет душе среди речного простора, в одиночестве и тиши. Зимой Алексей Васильевич подправляет здоровье на лето, для рыбалки (война — это ведь не только ранения и контузии, это и, как говорится, нервы, истрепанные в труху, это и просто угроблен ное здоровье, если представить, что доводилось, не просыхая мно гими сутками, топать в снегах и ливнях, месить стылую весеннюю грязь раскисшими катанками, «купаться» в ледяной воде...). Но с годами рыбалка стала даваться все тяжелее и тяжелее, хотя тяга рыбацкая не убывала и никогда не убудет. В лето восемьдесят восьмого года, как говорил, не жалуясь, Алексей Васильевич, так ноги приболели, что выехал раз на рыбалку — не утерпел, так по том чуть ли не по-пластунски в берег лез. Но река не отпускает... Когда-то Ангара была рекой-красавицей, описанной, воспетой и художниками, и писателями (прекрасные описания ее читал я у Алексея Зверева, у Валентина Распутина); когда-то здесь была добычливая рыбалка — по сотне хариусов вылавливали снорови стые ангарские рыбаки, — и это за одну-две зорьки. Ранешний бе реговой житель-мужик прямо с мостков науживал на уху, пока хозяйка растапливала печь и разогревала воду. Но в ногу с ма
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2