Сибирские Огни № 008 - 1991

мещиков, не измученные «кулаками-мироедами», имевшие в достат­ ке земли — только робь, не ленись, сполна тем не менее, как и все российское крестьянство, хлебнули горюшка. Гражданская война, кровь, смерти, растерянность, испуганное непонимание и неприятие братоубийства, отчаянье, а потом пробуждение, вера — земля крестьянам, а вместо отсуленной земли — коллективизация, ком­ муны... Как теперь принародно признано и открыто оказано, трагиче­ скими стали для нашего российского Отечества, да и для всей стра­ ны Советов, времена «мертворожденных коммун», времена коллек­ тивизации с ее заклейменными перегибами и пережимами. Как это до ужаса мягко оказано, ибо за этим кровь наших миллионов крестьян, ибо «перегибы и пережимы» стоили нам хозяина на земле. Особенно страшным процесс коллективизации, раскулачивания про­ явился в России, и писатель Валентин Распутал справедливо назвал его геноцидом нации. Ведь Россия испокон веку была необыкновен­ но сильна крестьянином, мужиком. Недаром, кстати, народный агро­ ном Терентий Мальцев сказал однажды с великой горечью, что мы лишились в деревне мужика, остались одни механизаторы. А что такое механизатор: вспахал, засеял, а выросло, не выросло, зар­ плату ему за пахоту и сев выложи, и не греши. А начни-ка вер­ шить оплату по конечному результату, то есть по урожаю и по качеству и съедобности того же плода земного, да не заплати-ка разок — тут же бросит председателю в лицо заявление об уходе, манатки некорыстные увяжет, подпояшется и дунет в какой-нибудь Ангарск, где очень вредные для здоровья химические производ­ ства, но твердая зарплата, и зарплата немаленькая. Словом, те му­ чительные вопросы, какие даже не стоят, а топорщатся перед на­ шим сельским хозяйством, корнями своими уходят в коллективи­ зацию, которая, повторю, не только извела хозяина, но и отброси­ ла наше село далеко назад. А потом и другие сельскохозяйствен­ ные реформы добавили... — Помню, пришла пора коллективизации, — говорил Алексей Васильевич. — Принята она была нами, подростками, и молодежью романтически. Вроде шапками забросать хотели непонятного «внут­ реннего» врага; в душе жило отчаянье, отвага, геройство какое-то. А потом коммуна... Пришла мысль организовать коммуну, брат мой стал организатором, и мы все, младшие братья, отправились в эту самую коммуну. Правда, отец с матерью не пошли, они реши­ тельно отказались от этого дела... Стащили в коммуну все, что можно было, и зажили на два года какой-то лагерной, суматош­ ной, вздыбленной жизнью. А в селе оборвалось обновление, за­ брошены были недостроенные дома, стали зарастать пырьем поля, убавилась окотина и прибавилась гуляика, и ко всему безразли­ чие... В эти дни я был коммунаром. Раз слышу, собрание идет на скотном дворе. Решают, кого послать учиться на зоотехника. Вы­ двинули меня. Дали мне в коммуне стипендию — полтора пуда хлеба в месяц. Это затем, чтобы после окончания техникума я вер­ нулся в коммуну. И я уехал учиться. Но с родным селом Усть-Ку- дой не порывал никогда. Там жили отец и мать, родня. Старик отец, средний крестьянин, кормилец страны, пошел собирать колос­ ки, чтобы не пропасть с голоду. Это от «счастья» колхозной жизни. А великие кормчие Сталин, Каганович и иже с ними в это время возглашали: «Жить стало лучше, жить стало веселей, товарищи!» Помню, какая спущенная «сверху» злоба и взаимная ненависть во­ царилась между людьми. Каждый друг другу был «враг».