Сибирские Огни № 008 - 1991

запах, какой властвует обычно в глубоких подвалах. Дюймовочка остановился и забренчал ключами. Он ее куда-то внес, бросил, как бросают мешок с песком, и предупредил: — Не шевелись. Рывком задрал подол платья. Соломея охнула и дернулась от боли в бедре, когда в мякоть ей глубоко вошла металлическая игла. «Укол сделал. Зачем?» Это было последнее, что она успела подумать, быстро уплывая и тихо кружась, как кружится лодка без гребца, подхваченная быстрым течением. — Дьявол! Дозу перепутал! Сдохнет, сучка! — уже на плаву, в круженье, догнал крик Дюймовочки, но Соломея не поняла его. Слова слышала, а смысл их не доходил. «Почему же не умерла я? А если осталась жива, значит, моя жизнь еще нужна для чего-то. Для чего?» Потолок вздрогнул и зашевелился. На глазах стал выгибаться, а середина набухла и вздулась крутым пузырем. По бокам и по макушке пузыря зазмеились трещины. От них родился, падая вниз, нарастающий шорох. Достиг крайней, верхней, отметки и разразился громом. Сверкнула, лолохнув по глазам, молния, об­ дала искрящейся вспышкой, прямые снопы света, снисходящие с немыслимой высоты, отвесно пролились на Соломею. Она очну­ лась, словно во второй раз. Тихий свет струился не от солнца; чистый, тончайше-прозрачный, он дарил благодать и восторг, рож­ дал умиленные слезы, хотелось жалеть и любить все сущее, что было, есть и еще пребудет. В свете, обласканный им, возник юноша в голубых одеждах и властно повел рукой в сторону Соломен. С треском лопнуло что- то и отскочило, шлепаясь на пол. Канула тяжесть, давившая те­ ло, и Соломея поднялась со своего ложа в полной силе и свеже­ сти. На голом топчане, обитом сверху голубым пластиком, валя­ лись матерчатые ремни, рассеченные, словно бритвой, по самой середке. Это они держали и давили тело. На свету, струящемся сверху, ремни исчезли. Исчезал голый топчан, медленно, сама по себе, отворялась дверь, обитая белым листом железа, почти неза­ метная на белой стене маленькой комнатки. Все здесь сверкало белым, но свет сверху указывал, что белизна — фальшивая. «Ты хотела знать — для чего тебе оставлена жизнь? — негром­ ко заговорил юноша, возвышаясь над Соломеей в своих голубых одеждах. — Я отвечу. Жизнь тебе дана для страдания, а страда­ ния твои — для людей. На мне голубые одежды — это знак бла­ гой вести. И я говорю весть: ты избрана для страдания и для спасения. Надень свой крест. Он у тебя в руках. Й живи». Все исчезло. Потолок нависал по-прежнему, на месте стоял топчан, поблес­ кивали гладкие стены, а матерчатые ремни, пусто провисая в воз­ духе, были застегнуты на толстые пряжки из белой пластмассы. Но в правой ладони Соломея зажимала серебряный крестик и тоненькую цепочку. В распахнутую дверь несло запахом сырого подвала. Соломея повернулась к двери, а из темноты, навстречу ей, вы­ скочил Павел. Стрельнул глазами по комнате и осторожно^ про­ мокнул рукавом куртки разбитые губы. Сплюнул на белый пол кровяную слюну, невнятно выговорил: — Успел...