Сибирские Огни № 008 - 1991
ти ссыльных... С чем тогда вышли на площадь? «Дай, Горбачев, дай, Рыжков!» — то есть дайте пайку побольше. И еще: прекра тите с нами обращаться, как с быдлом. Это классический бунт в зоне. И счастье от того, что победили страх, разогнулись, — тоже вписывается в эту формулу» («Кузбасс: холодно, голодно и спо койно». «Комсомольская правда». 20.02.91). При очевидной натянутости и обидности вывода о том, что «все взрослое население когда-то сидело», приходится согласиться с тем, что лагерный дух и на самом деле силен в наших городах, в наших людях, привыкших праздновать строем, отдыхать по рас порядку, работать по звонку —- но касается это, как мне думается, не только Кемерова и кемеровчан и даже не только сибирских го родов. Было бы непростительным упрощением сводить шахтер скую забастовку к обычной заварухе, развязавшейся из-за пайки хлеба. Но столь же ошибочно придавать ей некое эпохальное зву чание, называть ее едва ли не единственным шансом для всей на шей исстрадавшейся страны, чуть ли не главным событием в на шей новейшей истории — есть и такие точки зрения. Прекрасно помню свою первую встречу с забастовкой. ^ Как раз возвращался из отпуска. Всесоюзные средства массовой ин формации не успели еще сообщить о мятежном Кузбассе и я ниче го не знал, хотя угольщики бастовали уже третий день. И вот выезжаю на привычно чинную центральную площадь Кемерова и вижу ее до краев забитую толпой. В каждом городе есть такое «причинное» место, обладающее особым положением. В Кемерове это площадь Советов. Парадно пустынная в будни, огороженная судьбоносными зданиями, она, конечно, и раньше людьми заполнялась, но в точно определенные дни и по заранее расписанным регламентам — 1 Мая, 7 Ноября, День Победы, день вручения дипломов выпускникам училища свя зи... И ни у кого бы язык не повернулся называть в тех случаях людей на площади толпой — то были колонны либо строй. Вот вам и признаки «зонности», если хотите. А тут клубилась именно что толпа. Те, кто составлял ее, не только не были организованы в порядки, но пребывали в самом живописном сумбуре, о колорите которого можно судить по одной только детали — большинство из собравшихся на площади были раздеты по пояс (жарища стояла адова). Под простертой брон зовой дланью памятника В. И. Ленину работы Кербеля, на том самом месте, куда круглосуточно дежуривший милиционер десяти летиями не пускал даже случайного прохожего-одиночку, выси лась большая брезентовая палатка, а подле нее сидели и лежали вповалку те же полуголые люди. Под трибуной, на которой, как известно, положено в дни всенародного ликования стоять «лучшим представителям трудящихся», горой высились снятые с шахтерских голов каски. От человеческого месива веяло хмельным, но нисколь ко не тревожным весельем и задором. Каждый, кто вычленялся из толпы, шел с лицом, на котором отчетливо читалось: «Видали, что мы можем, а?» Этот синдром можно при желании оценивать, как «побег из зоны», но ведь подобный «побег» в годы перестройки со вершали не только шахтеры, не только жители угольных регионов, но и вся страна. Если хотите, бушующие многотысячные митинги на Манежной площади в начале 1991 года, что, как не тот же са мый синдром? Местные социологи до сих пор гадают, что было бы, прими ди ректор междуреченской шахты имени Шевякова рабочих, выдви нувших ему требования экономического характера, с пониманием?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2