Сибирские Огни № 008 - 1991

управляющий, Петр, стало быть, Иванович. Остановился. «Что, — говорит, — подвела тебя техника?.. Садись уж, подвезу...» Что делать? Пришлось прятать велосипед в кустах и моститься на заднее сиденье к управляющему. А как к стану подъехали, я говорю: «Стоп, Петр Иванович! Теперь уж я пешком. А то у на« ших баб языки знаешь какие...» Подхожу с подойником, бабы мои уже доят. «Опять ты, Дарья, опоздала! — кричат. — Опять из-за тебя дойка растянется!..» Тут как раз управляющий подходит. «Что за шум, бабоньки?» — спра­ шивает. «Да вот Дарью песочим, — отвечают, — чтоб не опазды­ вала, дойку не растягивала...» «Эх, вы, — говорит он, —- вместо того, чтоб ее грызть, вы бы каЖдая по корове у нее взяли и вме­ сте быстро подоили. Помогли бы. У нее же вон какая орава ребя­ тишек, и кругом одна. Входить же надо в положение...» Это он им так сердито выговорил. А я, чтобы до свету вставать, еще вот что решила попробовать. Голову с вечера не на мягкую подушку, а на голый порог класть. И, вы знаете, помогло! Шея к утру до того устанет на пороге-то, что я начинаю во сне крутиться. И так повернусь, и этак. А тут как раз и будильник ударит во всю свою моченьку... В общем, с этим у меня наладилось, перестала я опаздывать на утреннюю дойку. Но мужики по-прежнему не оставляют меня в покоое. То один, то другой пристают. Как-то раз соседка Маша шепчет мне на уш­ ко: «Дарья, берегись. Сидели у нас мужики, выпивали. И Шурка- конюх, я подслушала, поспорил с ними. Не я, говорит, буду, если Дарью не обратаю...» Да я и сама замечала, что этот Шурка на меня глаз положил. Здоровенный был бугай, а жена у него маленькая, сухонькая, ни спереди, ни сзади. Вот он, видно, и затосковал... А мы, доярки, у него в табуне лошадь брали, чтоб в поле на дойку ездить, а вечером по очереди отводили ее в табун. И вот пришла моя очередь отводить лошадь в табун. Привела я мерина, отпустила его, а Шурки где-то не вижу. Только было отправилась домой, а он мне наперерез из кустов выходит. «Здорово была», —1 говорит, а сам все ближе, ближе. И за руки меня поймал и ну об­ нимать. Я вырываюсь: «Сдурел, — говорю, — что ли?..» Он сопит да знай свое — ломает меня. «Давно, — хрипит, — ты меня с ума сводишь...» И повалил, бугаина, меня на спину и лезет трусы сни­ мать. Дёрг, дёрг! за резинку, а ничего у него не выходит. Тут уж меня смех разобрал. А почему смех? Да потому что, когда соби­ ралась коня отводить, вынула из трусов резинки, а заместо них электрический провод вставила. И вверху провод, и внизу... Шурка и так и этак, а провод-то крепкий, не поддается. Только впился мне в спину — гляди, перережет пополам. Тут уж мне не до смеха стало. Больно. «Дурак ты, — говорю, —- дурак!» Собра­ лась с силами да кулаком ему прямо в нос. Он отпрянул, за нос схватился: «Ты чё, — говорит, — охерела?» «А ты, — говорю, — не охерел?.. Д а как тебе не совестно? При живой-то жене!..» Он злой- презлой, а из носу г—кровища... Встретила назавтра Машу и говорю: «Обрати, — говорю, — внимание на Шуркин нос. Картошка, а не нос. Спасибо, — говорю, — что предупредила...» Так я и жила одна и гордилась, что никем моя душа не зама­ рана. Где шуткой, где кулаком от мужиков отбивалась...