Сибирские Огни № 008 - 1991

такие, как у тебя?.. Иди, иди, Макухин, — говорю, —.. тебя баба твоя заждалась...» А я, и правда, к тому времени многому научилась, по хозяйству почти всё сама делала и мужиков никого не звала, не просила. Знала хорошо, как замужние бабы стерегут своих муженьков и как за нашим братом, одинокими, безмужними, во все глаза догляды­ вают... Весной всегда было труднее. Корова отелится, свиньи поросят­ ся, гуси яйца кладут — за всеми нужен глаз да глаз. Прибегаю с утренней дойки — корова мычит, молоком исходит, свиньи голод­ ные визжат и в сенки лезут; в избе в углу теленочек себе под ноги лепешек настряпал и пить просит; на печи Петя орет — есть хочет. Костя в это время на уроках, Люда — в интернате, одна малышня дома. За кого первого хвататься?.. Петю накормлю, корову подою, теленка напою, свиньям и гусям корм задам, в избе приберу, обед пора готовить. Пока сготовишь, всех накормишь да посуду пере­ моешь, опять пора на ферму, опять вечерний круг начинаемся. И так — каждый день, каждый день. Снег сошел, трава на задах зазеленела, корову в стадо нужно выгонять, теленочка в пригон переводить, гусей на озеро, на волю выпроваживать. А в огороде надо землю вскопать и всё посадить. Весь день и сама, и малыши мои на улице, на ласковом солнышке. Петя начал ходить — новая забота: убежит куда-нибудь — не най­ дешь потом. Но, правда, Ире четвертый год пошел, и я ее приучи­ ла не бросать братика; она его - за ручонку всё больше держит, не отпускает. Сколь ни много во мне силы было, а всё ж таки стала я уста­ вать. Лягу спать, будильник рядом на полу поставлю, утром он гремит-заливается, а я не слышу. Начала опаздывать на дойку, ба­ бы на меня ворчат, ругаются. А что мне им отвечать?.. Отвечать мне нечем, молчу-помалкиваю. Я и вообще-то ругани не любила, и на детей-то сроду не ругалась, а уж чтобы колотить кого из них, так и вовсе не колачивала. И у тяти с мамой, когда мы росли, так было заведено — никого никогда не били. Вот и тут. Иной раз, когда бабы уж сильно на меня накатят, допекут, я им в ответ: «Бабоньки, да не ругайте вы меня, не ру­ гайте. Меня ведь бог создал...» А они: «А нас кто, по-твоему, соз­ дал? Черт?» Я говорю: «Не знаю, кто вас создал...» Но про себя решила: теперь будильник в пустое ведро ставить буду, чтоб громче звенел. И всё равно иной раз не услышу, как он в ведре гремит. Я'ак уставала, и такой крепкий сон был. Что же делать, думаю? И, знаете, что удумала? Я этот будильник прямо к уху привязала. Утром он — и смех, и грех! — как загремит мне прямо в ухо. Я с перепугу-то подпрыгнула да — трах! /— головой о кровать. Бровь рассекла, кровища льется. У меня и сейчас — вот, видите — шрам на брови. Летом (я уже об этом говорила) коров мы доили не на ферме, а прямо в поле, на пастбище, и не два раза в день, а три. И на дойку я ездила на велосипеде. Как-то раз еду полевой дорогой, кручу педали, а у меня камера — пшик! — и спустила. И насоса с собой нет. «Ах, язви тя в душу!» •— говорю с досады по-дере­ венски, по-чалдонски. Хватаю самокат в руки и бегом, бегом. А туман был — ну, как молоко, в пяти шагах ничего не видать. И, слышу, сзади едет кто-то на мотоцикле. Догоняет. Гляжу — наш