Сибирские Огни № 008 - 1991

рю, «— я с тобой подружу, только знаешь что. Будь добр, наладь мне литовку...» Он посмотрел мою литовку, повертел в руках и говорит: «Да, литовка твоя никудышная. Ты ее нам оставь, а мы тебе взамен дадим...» И подобрал мне из своих, показал, как надо замах делать, как траву подсекать, как ногами подшагивать. «Ты, — говорит, — на «пятку» жми, дочка, а не на «носок». Тогда и в землю не воткнешь. Вот тебе оселок, будешь им жало править...» И показал, как оселком литовку точить. Пошла я на свой покос, попробовала, и потихонечку-помаленеч­ ку дело у меня пошло. С утра сажусь на велосипед, будильник с собой беру и отправляюсь сено косить. Кошу, _пока будильник не зазвенит. А как зазвенит — значит, пора на дойку. Подоим коров, я обратно на велосипед, и — на покос. Да так наловчилась косить, так во вкус вошла!.. Пройду один гон, или, как в деревне говорят, — одну ручку, литовку оселком ширк! ширк! — поправлю и новую «ручку» начинаю. А трава-то густая, запашистая, разнотравье вся­ кое, ну прямо радостно мне косить, сил в себе чувствую прорву. Правда, и питалась я тогда хорошо, молоко парное пила, мяса ■ вдоволь, в огороде начало всё поспевать, в поле —- ягода клубни­ ка, бери ее хоть ведрами. И сама, и ребятишки были здоровые, ничто у нас не болело. Накосила сена, сгребла, скопнила, даже зарод небольшой сме­ тала — будет зимой наша Звездочка с кормом. Теперь бы дров запасти да хлев к зиме утеплить... Так и жили мы с ребятками. Прибегу с работы, их накормлю, скотину напою, полы в доме вымою, всё приберу и сажусь за шитье. Тогда ж в деревенской лавке ничего готового не было, сит­ чик да сатин только выбрасывали. Вот и приходилось и штаниш­ ки, и платьишки, и телогрейки самой шить. Брала у соседей ма­ шинку и строчила, а то больше — на руках. Про Степана уж й забывать стала. Писал он редко, да и то в письме, бывало, ни о чем не спросит: как, мол, ты там одна-то хле­ щешься?.. Не пожалеет, не посочувствует, а только и пишет, чтоб приезжала на свидание да жратвы поболе привозила. Но я не ездила. Ни разу не ездила. Отсидел он свои три года и заявился. Я, говорит, теперь тебя пальцем не трону. И звать-то буду только Дашенькой! Да как у тебя в доме чисто, прибрано, хорошо! Какая ты молодец у меня!.. Слушаю его и молчу. Я уж слышала от него такие слова не раз. И когда из армии пришел, и когда первый раз в тюрьме сидел. Слушаю, а про себя думаю: «Теленочек с лысинкой родился, с лы­ синкой и сдохнет...» Не лежало у меня к нему сердце. Как вспомню его издеватель­ ства, так противен становится. Пришел он из тюрьмы зимой, долго отлеживался, отъедался, мне, говорит, по закону отдохнуть положено. «Спи, черт с тобой», — думаю. Когда надоело бока пролеживать, устроился скотником на фер­ му. Это ж не город, здесь особого-то выбора нет: конюх, пастух, скотник, тракторист, вот и всё. Ну вот пошел он в скотники... Не знаю уж, стоит ли дальше рассказывать, тоску на вас наго­ нять: ведь дальше моя жизнь’ пойдет всё хуже, всё страшнее... Вам, наверное, трудно поверить, что на свете могут быть такие люди, как мой Степан. Да и спросить меня можете: почему ж ты