Сибирские Огни № 008 - 1991
поторопил он балалаечника, потому что безмолвие становилось не выносимым. И тот, будто услышав его, шевельнулся. Выпрямился, встряхнул правую руку и поднял инструмент, крепко обжимая сильными пальцами тонкий гриф. Ударил он по струнам с такой силой и напором, что люди впечатались в стену; невидимая сила, идущая от эстрады, придавила их, не давая вздохнуть. Напев кло котал, бил в потолок, грозя разметать бетонные плиты, но плиты были прочны, и ни один звук не проник через них. Балалаечник закусил губу, зажмурился от напряжения, в кровь расхлестал пальцы, и все-таки напев на волю не вырвался: бился у потолка, слабел, теряя напор, и падал на пол. На полном взлете балалаечник оборвал игру. Переломил бала лайку,- бросил ее себе под ноги и растоптал до мелких шепок. — Я не вырвался, но они ушли! Ушли! — закричал он, вски дывая над головой руки и потрясая сжатыми кулаками. Хохотал, по лицу текли слезы. — Ушли-и! Вашей власти нет полной! Ушли-и1 Сошел с эстрады и стал надвигаться на гостей, как гора. Они не выдержали его страшного вида и крика — бросились врассып ную из круглого зала. Полуэктов бежал и оглядывался — боялся, что балалаечник кинется следом. Но тот сделал лишь несколько шагов, качнулся и пластом рухнул на пол. Навстречу уже бежал Бергов, его на ходу обгоняли санитары. Полуэктов вернулся следом за ними в круглую комнату. Балала ечник бился головой, выгибался огромным телом, на губах у него пузырилась густая пена. Санитары навалились на него, придавили к полу, и он затих. — Пойдем, — Бергов тронул Полуэктова за локоть. — Пойдем. Это последняя вспышка. Больше не будет. «Последняя? — Полуэктов вздрогнул. — О ком же он кричал, что они ушли? Охранник и проститутка? Их ведь до сих пор не нашли. Последняя? Последняя ли?» 34 Вот и свершилось, о чем так истово мечталось. Расступились-разбежались слепящие белизной березы и откры ли выход на высокий угор, у подошвы которого вольно лежала деревня, принимая на себя первое и потому самое сладкое тепло. Нежились под солнцем переулки, по-хозяйски расчищенные от сне га, столбики дыма поднимались над печными трубами, вздрагива ли и тянулись в небо. Орал, срывая голос от неумения, молодень кий и дурашливый петушишко. Вторя ему, посвистывала с ближ ней ветки пичуга и ясно, почти по-человечески выговаривала: «Жив-жив... жив-жив...» Павел первым выбрался на угор, глянул на деревню, разом принимая ее в свои повлажневшие глаза, и тихо, облегченно вздох нул — все, добрели... Сломал леденистую корку наста и полной пригоршней зачерпнул зернистого снега. Утерся им, царапая кожу, и лицо от прилившей крови пыхнуло жаром. Павел засмеялся, упал на спину и вольно раскинул руки. Глаза Соломен заслонили небо, придвинулись совсем близко, едва не вплотную, и он увидел в ее неподвижных зрачках самого себя. Не нынешнего, а давнего — мальчика, удивленно взирающего на мир. — Неужели мы добрались? — беззвучно, одними губами, спро сила Соломен. — Неужели сбудется?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2