Сибирские Огни № 007 - 1991
ственно подсобные работы на одной из столичных фабрик. Одно временно учится в вечерней средней школе, готовится к поступле нию в университет. В 1938 году призывается на службу. После нее оформляется литературным сотрудником газеты Академии Красной Армии имени Фрунзе, откуда перед началом войны на правляется на учебу в Кремлевском пехотном училище. Именно в качестве кремлевского курсанта Воробьев участвует в боевых действиях на Западном фронте. Поздней осенью 41-го в неравном бою под Москвой тяжело контуженный, в бессознатель ном состоянии попадает в плен. С того рокового дня он, по нашим официальным сведениям, — без вести пропавший; по вражеской статистике — советский военнопленный из числа комсостава. По следовательно содержится в Ржевском, Клинском, Смоленском, Каунасском, Саласпилсском и Шяуляйском лагерях для военно пленных. Совершает два побега. После удавшегося организует пар тизанскую группу из числа бывших военнослужащих, участвует в освобождении Шяуляя, где в сентябре 1944 года назначается на чальником штаба МПВО города. Победу встречает в этой офицер ской должности, но в канун второй послевоенной весны выводится из кадрового состава Вооруженных Сил как... побывавший в плену. Новые одиссеи старшего лейтенанта запаса связаны с вхожде нием в литературу в репрессивные годы культа личности. На этот путь выводит его жгучая потребность сказать свое слово о познан ном и пережитом. Воодушевляют первые публикации, позже — от зывы М. Шолохова, А. Твардовского. Препятствуют же, встав за слоном на пути, ревнители батальной гладкописи. Глубинное ис следование правды войны представляется им очернительским. Тав ро «без вести пропавшего тогда, в сорок первом», тоже' тенью на кладывается на его имя. В этой связи произведения молодого про заика-фронтовика, отмеченные остротой личной боли, очень стара тельно и искусно уводят из сферы читательского обращения. Скла дывается тупиковая ситуация, выход из которой немыслим без чьего-то сочувствия или практического содействия. И Воробьев жаждет поддержки. Любой, даже маломальской, символической. Мое знакомство и сближение с Константином Дмитриевичем как нельзя лучше свидетельствует об этом. Вот обстоятельства, способствовавшие нашей встрече и последующей двадцатилетней дружбе. В газете Балтийского флота «Страж Балтики», где я работал и занимался вопросами литературной жизни, был объявлен литера турно-художественный конкурс, посвященный десятилетию победы в Великой Отечественной войне. Одной из основных задач его бы ла публикация документальных свидетельств участников боевых операций, в связи с чем на занятии действовавшего при редакции литобъединения зашла речь о К. Воробьеве — авторе публиковав шихся в литовских русскоязычных периодических изданиях исклю чительно впечатляющих военных былей. Кто-то подал мысль: ра зыскать этого фронтовика через военный комиссариат республики, куда я и послал экземпляр газеты с объявлением о конкурсе и соот ветствующим письмом-просьбой: вручить по назначению тому-то. Константин Дмитриевич откликнулся незамедлительно. В при сланном им конверте оказалась рукопись большого — в печатный лист — партизанского рассказа «Подснежник». Все восемь главок его удалось все же напечатать без сокращений, хотя минимальной редакторской правки избежать не удалось. По этому поводу я на
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2