Сибирские Огни № 006 - 1991
точно носом. Этот чертов нос не прикрыть зимой мод ным коротким воротником, я обмораживаю его, от того он красный». «Фирменный нос», — часто хвастал папахен, на ходясь в игривом настроении. Он трогает нос, тянет за кончик, щелкает по нему пальцем. Орет: — С таким носом не пропадешь! Любят бабы но сатых! Отец Жогина был веселый эгоист. С многочислен ными и повсюду разбросанными детьми не жил, а по являлся в месяц раз или два с кульками, набитыми едой. Жогин рос. Он вечно хотел есть и в эти дни почти любил отца. А вот о матери отец горевал. В тот разговор они сидели у Петра. Отец пил принесенную водку. — Удивительная была женщина, редкостная. Ан гел всепрощения. — Жогин-старший вздел брови. — Я стреляный воробей, но плакал, на коленях стаивал, ноги ее целовал. И в тюрьме я исповедовался перед ее тенью. Тогда, ночью, она являлась ко мне и руку на голову клала. Знаешь (старик заплакал, дергая пле чом), — я умру когда... когда умру... умру... с ней од ной хочу увидеться на том свете. Не верю я ни в чер та, ни в бога, а хожу тайком в церковь, молебен за... упокой ее души заказываю. Помолчали. — Совет тебе дам, — бормотал Жогин-старший, отворачиваясь. — Не люби женщину, бери, а не люби. Трудно любить, в сто раз труднее терять. Знаешь, ког да она умерла твоими родами, я возненавидел тебя и — ушел. От греха! — Петру подбросил. — И хоть бы что-нибудь от нее было, ты весь в меня. А в Петре она есть — ее характер. Его люблю, а тебя я тогда возненавидел. В исступление впал, убить тебя был готов. И в душе убил, сынок, на дол- гие-долгие годы. — Это я знаю. И лучше бы я помер, лучше бы убил меня, чем этот стыд: мой отец служил поли цаем... — Клянусь, я не поднимал руки на своих! Я по нес наказанье, мне прощено народом! — кричал па пахен. — Я — трус, трус, а не палач. Кровь бросилась в голову Жогину-младшему. Он ударил по столу.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2