Сибирские Огни № 006 - 1991

любовью. Будем врагами государства, но не отечества, в любви к нему эгоизм самого благородного свойства. — В вас безусловно говорит венгр, я знаю, венгры — патриоты, но это означает, что вы находитесь в на­ чале своего развития. Несколько лет назад я писал об этом... Впрочем, не будем больше говорить на эту те­ му, потому что вы, венгры, никогда не поймете меня. — Мне было бы любопытно узнать у вашего сия­ тельства, что думаете вы, выдающийся русский мыс­ литель, о сегодняшнем внешнем положении России. Меня и всех венгров, например, очень интересует ва­ ше мнение о противоборстве славянского и немецкого народов. Нам судьба предопределила быть между эти­ ми двумя народами, и наша будущая история будет развиваться параллельно с историей либо одного, либо другого народа. Чтобы подчеркнуть, что именно меня интересует, мне хотелось бы спросить у вас: каково мнение вашего сиятельства о личности кайзера Виль­ гельма II и считаете ли вы искренней ту дружбу, ко­ торую он так часто афишировал во время войны? При этом вопросе лицо гениального славянского мыслителя вспыхнуло. Откинувшись на спинку стула и закрыв глаза, он, словно пророчествуя, сказал: — Друзья или враги мы с Германией и с этим... кайзером (Толстой употребил исключительно сильное выражение, и хотя я получил разрешение писать обо всем, я все же решил не приводить его здесь), для меня и для русских совершенно безразлично. Россия будет жить! — воскликнул мудрый старец, сверкая глазами, — потому что она должна жить. Потому, что она могу­ чая, великая, ей и предназначено быть великой. Гер­ манского народа уже и в помине не будет, а славяне будут жить и благодаря своему уму и духу будут при­ знаны всем миром. Обед закончился около семи часов. Толстой выпил еще бокал кавказского вина цвета крови, и, пока он пил, я подумал: вот и в нем сколько этой характерной для славян противоречивости. Врагу патриотизма ока­ залось достаточно одной искры, чтобы вызвать вспыш­ ку патриотизма и чтобы в этом священном огне засве­ тился, загорелся он сам, несмотря на консерватизм своих семидесяти семи лет». Как всякий великий человек, Толстой все делал вдохновенно — и отрывался от действительности, и возвращался в нее. И как всякий великий человек, на­ питавший свое художественное величие из источника