Сибирские Огни № 006 - 1991

Кто босиком, кто в рваных ботинках — шлеп! шлеп по мячу! Визг, крик, улюлюканье болельщиков. Казалось, ничто не может остановить игру. Вдруг слышим: — Кыла освободился! Кыла освободился! Смотрим: Юрка Петров бежит к нам — весь сияющий, словно выиграл в пристенок. — Он сейчас на крыльцо выйдет! Пойдемте! — зовет нас Юрка. И мы гурьбой валим к подъезду Кылы. Пришли. Облепили крыльцо со всех сторон. Кто уселся на ступеньки, кто на перила. А самые нетерпеливые остались стоять, заглядывая в глубь подъезда и вздрагивая при каждом появлении в нем человека — не Кыла ли идет? Прошла тетя Дуся Обогрелова с помойным ведром, растолкав нас ногами: «Расселись тут!» Потом дядя Ваня Замиралов — впе­ реди живот, следом он, смахнув нас с крыльца. А Кылы все нет. — Сапоги драит. Щас выйдет, — усмехнулся дядя Ваня, до­ вольный, что мы прекратили играть в футбол. Кыла — это Колька Югов. А прозвали его так потому, что ра­ дость или удивление он всегда выражал так: «ы-ы-ы!» — как зверь, который все понимал, но не мог говорить. Это «ы-ы-ы» кем- то с легкой руки и было увековечено в его имени буквой «ы», а из-за этого и все имя стало звучать по-другому. В то время, когда мы еще ходили пешком под стол, Кыла уже несколько раз убегал на фронт бить фашистов. Но ни один из его побегов не увенчался успехом. Через день-два его обнаруживали в эшелоне и он в сопровождении милиции каждый раз возвращался обратно, так и не убив ни одного фашиста и не закрыв грудью амбразуру, о чем всегда мечтал, насмотревшись фильмов о войне. Смирившись, наконец, с тем, что ему на фронт не попасть, а душа жаждала подвигов и славы, Кыла стал искать их у себя во дворе, на соседних улицах — то играл в пристенок весь день, то в зоску. И был первым в этих играх. Но подвигом здесь и не пахло, а слава ограничивалась одной-двумя улицами да родным двором, что Кылу никак не устраивало. Все эти игры, хоть и были созвуч­ ны его возрасту и душе, но в полной мере захватить его не могли. Не было в них риска, опасности. Его отец погиб в первые дни войны. А за год до ее окончания Колькина мать вышла замуж за дядю Васю-инвалида. У него плохо работали ноги и позвоночник был поврежден. Передвигался он при помощи костылей. Колькина мать, выходя за него замуж, думала, что его так на фронте покалечило. Он ходил во всем воен­ ном и даже носил на груди какую-то медаль. А потом выяснилось, что ни на каком фронте он не был, а покалечили его на базаре пе­ ред самой войной мужики, когда он к одному из них залез в кар­ ман. Узнала Колькина мать об этом от знакомого милиционера. — Ширмач он, — огорошил ее милиционер. — Судим неодно­ кратно. Ловким был, пока не покалечили. Но ты живи с ним, ведь он теперь не ворует. Дядя Вася на дому ремонтировал часы и тем помогал Кольки­ ной матери. Может, поэтому она и не решилась расстаться с ним после того, как узнала правду. Дядя Вася давно уже не воровал, но его душа тосковала по прошлому. И вот, когда он понял, что Колька тяготится обыден­ ной жизнью и его влекут риск и опасности, он стал натаскивать своего пасынка на карман, мечтая, хоть таким образом, снова при­ общиться к тому, чем занимался раньше. И это ему удалось, хоть Колька и плохо постигал азы его науки. Едва он залезал к кому-