Сибирские Огни № 006 - 1991

— Мой дом — ваш дом. Будете в моем городе — заходите. Го­ шу Гвоздева все знают, — и снова полез целоваться к Марье Ев­ геньевне. А мы пошли покурить в тамбур. — Ну что, сходим на следующей станции — и в обратную сто­ рону в гости к поэту, — стал ковать железо Лохматый. — Адрес есть, в хате никого. А я разве против? Че упуокать такой момент? Вернулись в купе. Смотрим: они в обнимку. Она ему голову гладит, он ей коленку. На взводе, видать, уже. Оставалось нажать на курок, да мы помешали. Посидели еще с ними для блезиру, чтоб поэт не щекотнулся. Побалакали о том о сем. А когда поезд стал подъезжать к какой-то станции, попрощались и пошли. — Жду в гости! — крикнул нам вслед Гвоздев. Через полчаса мы уже ехали в обратную сторону. Раздавили последний пузырь. — Какая баба! — вспоминал Лохматый Марью Евгеньевну — У меня чуть штаны не разошлись по швам, пока я ей руку гладил К I воздеву приехали к вечеру. Нашли улицу, нашли дом В окнах уже горел свет. Подъездные двери не успевали закрываться 1рудящиеся с работы пришли. Кто бежал в магазин, кто с помой­ ным ведром во двор. Момент, конечно, не благоприятный. А что делать? Не откладывать же на завтра. Прикинули хрен к носу с отмычкой нельзя. Провозишься. Могут засечь. Надо как-то с ходу не останавливаясь. Квартира Гвоздева была на первом этаже. Ну, а Лохматый — жук битый. Сразу сообразил, что к чему. Выта­ щил, слышь ты, из сумки фомку, в газету ее — и вперед. Я за ним в трех шагах, к а к договорились. Я подъездной дверью — хлоп! И тут же Лохматый нажал на фомку. Хлопок подъездной двери за­ глушил треск. И мы благополучно вошли в квартиру. Закрыли дверь на защелку. Включили свет — кого нам бояться. Теперь мо­ жем сказать, что гости. Оставил, мол, нас. А в подтверждение — визитку под нос. Двинули вперед — комната. У окна письменный стол, сбоку лежанка, на которой умерло уже, наверно, человек сто, а посредине — табуретка. На ней, слышь ты, — пустые бутылки из-под кефира, грязные стаканы и тараканы — толпы, даже света не испугались — так охамели на дармовых харчах, падлюги! «В рот меня! — думаю я. — Это куда же мы попали! Где же его обещанные Марье Евгеньевне золото и соболя? Во купились! А еще поэт. Книжки пишет. Да на блатхате у Дуськи-выдры и то получше. Та — хоть на игле сидит, а стулья есть. У этого же и стульев нет. Березовые чурки вместо них. Мать моя родная!» А Лохматый, слышь ты, смотрел, смотрел на все это, а потом как упадет головой на стол — и давай рыдать на всю комнату. Нервный припадок, значится. Я к нему: — Лохматый! Лохматок! Ты че? — Иди ты! — оттолкнул он меня. — Суки! Волки! Да на хрен ему эти стихи сдались! Ни себе, ни людям, тварь поганая! Тоже мне, Пушкин выискался! Хоть бы у станка подрабатывал, фрайер, между делом! Вот и заходи к таким в гости! Такую даль отмахали! Наконец, успокоился. Взял со стола пачку старых писем, пере­ тянутых резинкой. Вытянул из нее первое попавшееся и стал чи­ тать, будто пришел в библиотеку. Я стою жду. Рассматриваю го­ лые стены. — У, крыса! — прочтя, бросил Лохматый письмо на стол. — Читай! — кивнул мне.