Сибирские Огни № 006 - 1991
новка вокруг оврага способствовала этому. Слева — шоколадная фабрика, справа — текстильный комбинат. Близость этих предпри-. ятий накладывала свой отпечаток и на близлежащее население, о чем красноречиво свидетельствовали вечно измазанные в шокола де физиономии овражных мальчишек и преобладание тканей местного производства в одеяниях овражных женщин. Вечером добытчики сходились все вместе у кого-нибудь во дво ре, где вели нелицеприятные разборы, пили до упаду, дрались и играли в карты. — Убью! Зарежу! — рвал на груди рубаху Тюня, пугая своим страшным видом противников. — Умри! — затыкал ему рот Бульдозер. — Полные карманы денег, а все понтуешься! Верно я говорю, Лепень? — обращался он за поддержкой к сидящему рядом игроку с пропитым лицом. Лепень в овраге взялся невесть откуда несколько лет назад и вписался без сучка и задоринки в неприветливо-мглистый его ланд шафт. Он оказался большим специалистом по разгадыванию снов. А таких в овраге до него еще не появлялось. Клиентами Лепеня были, в основном, женщины, так как они видели сны не только по ночам, когда спали, но и днем, когда бодрствовали, выполняя на производстве и дома самую грязную и изнурительную работу, по сле которой каждый прожитый день казался им тяжким сном. А если к этому добавить еще детей-двоечников, непутевых мужей со всем отсюда вытекающим, то и вовсе не жизнь, а сплошной сон — мучительный и кошмарный, требовавший своей разгадки. — Рассказывай, — усаживал он напротив очередную клиентку. — Да подробней, чтобы я ничего не пропустил. И та начинала рассказывать. А рассказав, спрашивала довери тельно: — К чему бы это? Но отвечать Лепень не спешил. Сначала он интересовался здо ровьем клиентки, выяснял, нет ли у нее поноса, месячных, каких-то врожденных пороков, а потом важно изрекал: — Побьет тебя сегодня твой Пашка — как пить дать. — Или: — Суши сухари, Акулина. Твоего Генку вот-вот лягавые заметут. И как ни странно, его предсказания сбывались. Это вызывало к Лепеню доверие — не тяп, мол, ляп, а знающий свое дело человек. Но однажды он чуть было не потерял свой промысел из-за баб ки Авдотьи. Пришлепала она к нему как-то поутру и давай прямо с порога рассказывать: — Слухай, милок. Что произошло-то, что произошло! Испусти ла, это, я будто бы дух. Ну слава те, Господи, думаю. Наконец-то свижусь со своим Няфедом на том свете. Сколько ж можно врозь- то куковать. Только я так подумала, глядь — и вот он сам, мой Няфедушко. Что, улыбается, надумала? Надумала, говорю, мой ангел. Надумала. Вместях нам будет лучше. Иссохлась я без тебя, исплакалась. А Няфедушко и говорит: поздноть. Я ужо здесь на другой женат. Надо было раньше копцта откидывать. Я в крик: как же ты посмел, такой-сякой! Мы ить с тобой в церкви венчан ные, советской властью благословленные! А он нахмурил брови и ко мне: а кто меня на пятнадцать суток сажал? А кто на меня писульки писал? Ну я от страха и проснулась. Трогаю лицо рука ми, а оно все мокрое. Плакала, видно, шибко. Вот и решила тебя навестить. К чему бы это, а? Бабка Авдотья жила в противоположной стороне оврага и Ле пень ее плохо знал. Выслушав бабку, он подумал, что она на ста рости лет из ума выжила, и решил над ней посмеяться.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2