Сибирские Огни № 005 - 1991

Лес начинался прямо за сараем, сухой, яркий — весь в фиолетовых, желтых, красных листьях. Таня даже непроизвольно ахнула, перебравшись в него че­ рез поросшие серо-зеленым мхом валуны: все стояло просторное — и шелушистые березы, и бронзовые, будто ^вколоченные в землю, дубки, и раскидистые, кроной, бархатные деревья, и зеленые еще, узорчатые кусты орешника, и несколько гигантов кедров, верши­ ны которых исчезали, расплывались на солнце. А над двумя кленами, будто специально, для отдыха, шатром переплелись виноградные лозы, и гроздья ви­ сели, как украшения, — темно-синие, кое-где с сизым налетом, словно уже тронутые морозом. Таня зашла под шатер, неуверенно, оглядываясь на Бориса Николаевича, сорвала одну ягодку, поло­ жила в рот. Борис Николаевич поощрительно улы­ бался. Тогда Таня опять, как черемуху, изогнувшись, белозубая, вся в пятнах от солнечных лучей, стала прямо губами срывать виноградинки. Раздавливая языком ягоду, она всякий раз блаженно зажмурива­ лась. Напугал Таню паук: он как-то вдруг повис на ее волосах, зацепился лапками за щеку. Таня взвизгну­ ла, смахнула его — и, бледная, выбежала из-под шатра. — Ничего страшного! — смеялся Борис Николае­ вич. — Их здесь тьма. На каждом кусту паутина. До­ быча только крупноватая оказалась. Но Таня под шатер больше не полезла. Да и без винограда здесь было полно всего — и терпкого горь­ коватого лимонника, и той же черемухи, и калины, оказавшейся еще незрелой, невкусной. — Ой, гриб! — вскрикнула вдруг Таня. — Белый! Гриб, в огромной коричневой шапке, толстоногий, стоял в окружении поседевших, будто серебром отде­ ланных папоротников, на площадке, красиво устлан­ ной разноцветными опавшими листьями, и казался созданием рук человеческих — так в нем' и вокруг него все было будто продумано и отточено. — А вот еще!.. И еще!.. Да их полно тут!.. Еще вот!.. — ошеломленно повторяла Таня. Она не хотела срезать гриб — уж очень хорошо смотрелся он на своем месте. Но Борис Николаевич разубедил ее : — Так он рос-то ради тебя, как ты не понима­ ешь? И ему-то обидно будет, коли увянет, усохнет и