Сибирские Огни № 005 - 1991

Тем более было досадно и стыдно, что, «удостоверяясь», я ни много ни мало вскрыл брюшную стенку и здоровую до того стенку желудка, А К- мой лежал среди прочих в палате, не участвуя в нескончаемых ее разговорах, такой же одинокий, печальный и по­ кинутый женой. Разозлившись на себя, на рентгенологов и на та­ кую жизнь, когда не хочешь, да виноват, я (больше-то было не­ кому) высказал все'свое раздражение именно ему — К- Я сказал, что так нельзя. Он здоровый мужик. Здоровый. Крепкий. Видел же я у него, мол, его замечательные внутренние органы. И чтобы так запасть из-за бабы какой-то. Фу, мол. Стыд, позор и скучное потакание слабости. Месяца два спустя был июнь и К. заехал ко мне домой на мо­ тоцикле с коляской. Он снял шлем, выпростал из коляски лукошко с красной, свежей и сочной викторией и, отдарая его мне, тихо так засмеялся. Он смеялся с тем выражением, что бывает (бывало, вернее) лишь у русских людей, невесть откуда словно бы знающих, что «жизнь на грешной земле» — это нечто все же не вполне всам­ делишное, что скорей всего это некая репетиция, что ли, приуготов- ление, а потому-де и слабости-грехи наши неча прятать да оправ­ дывать, а раз, мол, я про себя и тебя знаю, что грешны, то ты мне оттеля только ближе да родственнее. Отсюда и насмешли­ вость эта: и наружу обращена, но и чуть ли не больше — внутрь. Он отдал мне лукошко, не то сказав, не то еще как-то выразив, что все у него прекрасно и что именно мне обязан он новой жизнью и своим... — он не назвал, а я как бы сам догадался •— счастьем, если это можно так назвать. Я думаю, у него просто-напросто по­ явилась женщина, с которой все у него было хорошо. К. включил зажигание, мотоцикл затыртыркал, пустил из вы­ хлопной трубы хлопок сине-ядовитого дыма и... и я с победным этим лукошком остался у подъезда один. Лебединое озеро Театр оперного балета (выражаясь упрошеньем трамвайных водителей), слегка съежившееся, пообтерханное его здание, вы­ строенное пленными немцами для нашего города; сцена, оркестр в оркестровой яме, гордая мелкокудрявая голова дирижера, засло­ няющая немного обзор из нашей боковой ложи и та-та-та-та-а-та та-а-та тим-тара-рам-та-та-та там-пара-рам-па-ти-и-та.... пам-пара- пам-та-ти-и-и-та... Позади первый акт с «танцами во дворце», с принцем Зигфридом, под влияньем налетевшего музыкального на­ пева возмечтавшим внезапно о какой-то необыкновенной любви. И помаленьку, но худо-бедно мы осваиваемся с дочерью в новой для нее обстановке, а я так кое-кого даже узнаю. Лет почти трид­ цать назад Злого Гения танцевал С-й, известный всему городу го­ мосексуалист. Нынче он в другом амплуа. Он — «наставник прин­ ца» — пишут в программке, и он ходит-похаживает на кривеньких старческих ножках, округло приподнимая руки, — все-таки ведь балет! Он прижимает к шее скошенный свой подбородок и как-то сыто скалится на манер пожилой накрашенной женщины. Все это видится, отмечается сознанием, но в сущности по-прежнему так же ему непосильно. Одно ясно — С-й внушает не отвращение как раньше, а что-то отдаленно напоминающее родственную жалость. «Нелюбимое живое...» Зигфрид невысокий, стройненький, но вяло