Сибирские Огни № 005 - 1991

смесителе стояло маленькое в ажурной рамке зеркальце, изящное, очень удобное для бритья безопаской. Помывшись и сказав себе, что берет для того только, чтобы отыскать хозяина, Гнедой взял зеркальце и пошел наверх. На четвертом этаже ему встретился старшекурсник, живущий от него через комнату. «Из душа? — спросил он Гнедого. — Зеркальца не видал, я забыл?» — «Что? забыл, говоришь?! — должен был рассмеяться в ответ Гнедой. — На, держи, растяпа, тоже мне». И отдать зеркальце, спрятанное в полиэтиленовом мешочке, но неожиданно для себя он замешкался и смолчал. Если я скажу, что взял зеркальце, он подумает, что я себе взял, решил замылить, а он вот меня накрыл, рассудил Гне­ дой. А если смолчу, то... И он промолчал: отрицательно помотал головою. Побыв в комнате и в меру помаявшись от ненужной ока­ зии, он положил себе отнести зеркальце на старое место, на смеси­ тель. И вот когда с мокрыми еще волосами, то есть непонятно (если со стороны) зачем, он спускался по нижнему уже пролету, навстречу попался тот парень, хозяин зеркальца. Наверное, ходил проверить еще раз. Застигнутый врасплох, Гнедой пытался как-то избежать его взгляда, но не сумел. «Знаю, — хмуро, исподлобья глянул на него парень, — это ты слямзил мое зеркальце. Ну да бог с тобой, подавись!». Но все-таки Гнедой прошел дальше, постоял, осмотрелся и, как было задумано, поставил зеркальце обратно на смеситель. Усталый возвратился в комнату. Шесть лет подряд он встречал хозяина зеркальца в клинике. Парень работал в кардиохирургии, а Гнедой на кафедре рентгено­ логии. Всякий раз, когда парень приносил на описание снимки, Гне­ дой краснел и отводил нечистые глаза. «Знаю, — смотрел на него тот, — ты, ты, сволочь, заныкал мое зеркальце! Знаю...» Потом он куда-то исчез, и Гнедой потихоньку успокоился. А то он совсем было запсиховал, как в кино выражаются меж собой профессиональные шпионы и другие работники государственной безопасности. Онтологическое Мама смотрела детские наши альбомы — хотела удостоверить­ ся, что моя дочь, ее внучка — это копия я в моем детстве, и, до­ смотрев, неожиданно сказала: «Больше половины тут с тобой по­ койники уж...» И вправду, согласился я. Дядя Костя. Соседка на­ ша тетя Поля. Валя. Бабушка. Другая бабушка. Дедушки, оба. Дядя Коля. Первый тесть мой Тимофей Феоктистович. — Мама, — сказал я, — ведь сорок лет уже прошло, чего ж ты хочешь? — Хочу, чтоб живые были, — усмехнулась она по обыкнове­ нию больше как бы для себя. По обыкновению последних лет. Я объясняю ей, как рассматривают вопрос смерти на Востоке. Что жизнь и смерть имеет у них довольно-таки часто одинаковую цену, а поэтому смерть не вызывает в человеке чувство горечи и утраты. Я говорю, что вообще с возвращением религии смерть ли­ шается своего разящего жала. Мама слушает и молчит. Ей не хо­ чется обижать моих познаний. Мы оба знаем свое, и оба не знаем того, что в сущности больше всего и нужно бы узнать человеку по-настоящему. Что, что же такое все-таки — смерть?