Сибирские Огни № 004 - 1991

Зачем занесло стариков на окраину? Правда, мес­ течко красивое. Они обнесли двор забором. Муж по­ смеивался: живут, как старосветские помещики. К моему удивлению калитка оказалась запертой. Из будки, а раньше ее не было, выскочил огромный пес, и, громыхая цепью, бешено залаял. Если кто-ни­ будь дома, то выйдут же. Принялась ногой стучать в калитку. Пес захлебывался от лая. Та-а-ак. Значит, собаку завели. Все же страшновато здесь жить. Лес — рядом. Собралась уже уходить, когда появилась на крыльце Мария Кузьминична с ручным фонарем — керосиновая застекленная лампа в металлической сетке. Мария Кузьминична сообщила, что Платон Хари­ тонович тоже уехал с контрольными цифрами в трест, а ей .одной страшновато. С собакой-то спокойней. В кухне жарко натоплено. Зачем-то окна завеше­ ны толстыми темными шторами. К чему такие непро­ ницаемые шторы, когда ставни? Нет, явно боится. Без всяких подходов выложила свою просьбу. Де­ вочка хорошая, не избалованная, хозяйство вести умеет. А главное — вдвоем-то веселее, да и не так страшно. (Мне казалось — это главный козырь.) Во время своей пылкой речи я заметила: Мария Кузьминична не очень внимательна, а как будто к чему-то, там на дворе, прислушивается. Залаяла со­ бака, и Мария Кузьминична поднялась и торопливо вышла. Тут только я сообразила: телогрейку она не снимала. Какая-то рассеянная, даже испуганная. По­ хоже, ждала кого-то. Скрытничает. Я не вовремя. Договорюсь и уйду. Мария Кузьминична не сразу вернулась, в руках туесок. — Вот меду принесла. Дам вам с собой для дочки. — Спасибо, у нас есть мед. Что же вы решили с Настей? Мария Кузьминична извиняющимся тоном отка­ зала. Конечно, она сочувствует бедной девочке, но привыкла все делать сама. Да и чем ей заниматься, как не хозяйством?! И Платон Харитонович не любит постороннего человека в доме. Она нанизывала одну причину на другую, а у меня зародилась уверен­ ность : что-то она не договаривает, о чем-то скрывает. Ушла я с неясной обидой и недовольством. Почему она так и осталась в телогрейке — в кухне же такая