Сибирские Огни № 004 - 1991
Подавленно гадаешь — за что? Бредешь, спотыкаясь, по лабирин ту нынешнего разнобоя «позиций». Мрачно озаряешься: этот — за «Огонек». Оказываешься в переполненном автобусе вдавленной в челове ка, с которым лет шесть-семь назад вы сидели у костра на берегах Катуни после Шукшинских чтений, и сердца ваши переполняла светлая печаль по незабвенному сыну прекрасных этих берегов. Что-то теплое хочешь сказать нечаянному попутчику, но леденеешь от едва процеженного «драссьте», и вы оба, нерасторжимо стис нутые хмурыми согражданами, катитесь по колючим склонам по дозрений в темную пропасть враждебной настороженности. Пере бирая шумы последних лет, догадываюсь: этот, наверное, слышал, как в публичных выступлениях я возражала против Того, чтобы проектировщиков Катунской ГЭС называли «врагами народа». Занимаешь очередь за талонными костями — и на тебя агрес сивно накидывается незнакомая женщина: «Почему вы не пишете об алкоголе?» Пытаюсь микшировать: потому что это не проблема здорового человека. Не удается. В ответ — парализующая логика: «По-вашему, Есенин родился алкоголиком?» Бесплодная полемика двух глухих заставляет меня плюнуть на кости и покинуть оче редь в нервозных попытках узнавания. Кажется, эта — из наших борцов за трезвость, а с ними у меня была одна история. (О ней — позже.) И так далее. И тому подобное. Город привычных лиц наполнился непривычной и обескуражи вающей враждебностью. Иногда — объяснимой (точнее адресу ющей к неким обстоятельствам), но от этого не менее обескура живающей, чаще — непостижимой. Среда объята страстью агрессивного мифотворчества. Не выра ботал иммунитета против этой новой общественной эпидемии. И уже не имеет значения, что в этой среде состоялась твоя жизнь, день за днем, событие за событием, и эта жизнь населена сотнями людей, имеющих о тебе реальное представление. Нет, ко ли удостоился прописки в каком-нибудь жутком мифе о заговор щиках—погубителях страны, то не удивляйся холодности и непри ветливости старых знакомых: вот теперь-то они видят тебя на сквозь и шлют к чертям то знание, которое было им дано по сов местной с тобой работе, по твоим публикациям, по личным кон тактам, по общему времени и пространству. Мало-помалу адаптируясь к новым свойствам среды обитания, я все-таки чистосердечно полагала, что выборы в Верховный Совет — дело высокое, как бы оторванное от несуразной^ нашей повсе дневности, от нелепых свар и столкновений в нашей коммуналке. Один Бог знает, как это все во мне смешалось и отчаянная тоска от прогрессирующего вокруг озлобления, и холодная уста лость от тщетных попыток остудить чьи-то лихорадочные головы, и почти детская надежда на силы добра и разума, обязанные ис пользовать этот счастливый и, может быть, спасительный шанс, выбрать себе власть из самых умных, самых честных, самых спра ведливых, самых что ни на есть бескорыстных... Да простится мне мое пбпадание в круг, о котором у меня были столь возвышенные представления. Попадание это оправдывала я растерянностью творческой интеллигенции в нынешней сумятице состояний. И на себя смотрела как на проявочный материал: моя неспособность к лозунгам и социальному программирова нию оттенит способность другого к глобальным конструктивным идеям;
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2