Сибирские Огни № 004 - 1991

река не образовала возле пристани отмель. «Все структуры» моей души и моего тела формировала березовая роща напротив нашего двухэтажного барака; правобережный склон, заросший черемухой и акацией, с таинственными логами и угловатыми выступами скал; сосновый бор чуть ниже_ по течению реки, с муравейниками и жар­ ками, с зарослями дикой малины и смородины. Мой характер во­ брал в себя ритм реки Томи, ее весенних половодий, когда вода подступала под самые скалы, ее галечный остров, сложенный из столь мелких камешков, что по нему совсем не больно ходить бо­ сиком; ее удивительно теплую и мягкую стремнину, настолько чи­ стую, что можно нырнуть и открыть глаза под водой, разглядывая цветной калейдоскоп дна. В моей крови растворен родник в сосно­ вом распадке, носивший звучное название «Ключик». В начале двадцатых годов «Ключик» пришелся «по вкусу» чле­ нам АИК — «Автономной индустриальной колонии «Кузбасс», соз­ данной при поддержке В. И. Ленина для развития угольной про­ мышленности страны. На Кемеровский рудник и другие предприя­ тия бассейна прибыли американские, голландские, немецкие, фин­ ские специалисты и рабочие, движимые идеалами пролетарского интернационализма. Они участвовали в строительстве шахт и кок­ сохимического завода на противоположном левом берегу, куда бы­ ла перекинута канатная дорога с вагонетками. Американцы лю­ бовно благоустроили «Ключик», установили возле родника гранит­ ные плиты, сток направили через металлический кран. «Индустриальная колония» просуществовала до 1926 года. Не­ которые колонисты вернулись на родину. Другие остались на си­ бирской земле и были в большинстве своем репрессированы сталин­ ским режимом в конце тридцатых. Плиты на «Ключике» развали­ лись, кран сломался. Однако чаша родника оставалась привлека­ тельной, дно ее было выложено цветными камушками, вода чиста и прозрачна. В жаркие летние дни окрестные жители шли на «Ключик» за водой. Выстраивались целые очереди. Река Томь в моем детстве была столь полноводной, что бук­ сирные катера тащили по ней огромные баржи, груженные доска­ ми, нафталином, сеном или песком. Бегали и два колесных паро­ ходика, купленные в Америке — ярко-красные, с широкими тру­ бами. Назывались «Химик» и «Кемеровец». Утренние росы, птичья суета возле скворечников, земляника в сосновом бору, поклевка окуня в вечернем омуте, экспедиции в Барзасскую тайгу за черемшой или кедровыми орехами, велоси­ педные гонки по дощатому тротуару и проселочной дороге, леген­ ды старых угольных штолен, дым костров, когда жгут картофель­ ную ботву, и там, через реку, в Заводском районе, — ночное инду­ стриальное зарево... Этот чудесный, по-своему уютный и неповто­ римый мир вошел в каждую мою клеточку, определил склад ду­ ши, манеру поведения, дал кодекс незыблемых моральных принци­ пов, исповедуемых нашим уличным мальчишеским братством, из которых главный — не донеси и не предай товарища. Сейчас от этого мира мало что осталось. Когда в конце шести­ десятых я вернулся с Колымы и Чукотки, где несколько лет^рабо­ тал в газете, картина разрушений и утрат предстала во всей пол­ ноте. Вот тогда во мне и появилось это чувство, которое я назы­ ваю сейчас ностальгией в родном краю. Появилось и стало расти закономерно и безысходно. Я тоскую по березовой роще, корни которой подрублены огоро­ дами и траншеями теплотрасс. Не осталось ни деревца. Только воспоминание.