Сибирские Огни № 003 - 1991
себе теплую избу, чтобы можно здесь зазимовать. Какая эволюция произошла с нами за это время — надо вам написать особо, — это прелюбопытно для всякого горожанина. Сейчас скажу лишь, что ес ли мы живем в крошечной хижине до глубокой осени, то этого не на до объяснять нашей бедностью. Скорее — заостренностью определен ной цели. Словом, об этом в другой раз. Сейчас же меня очень взвол новали все ваши разочарования в вашей работе и злоключения с ва шей новой книгой. Я спешу вам набросать кое-какие мысли, кото рые до завтра, наверное, не сможет удержать мой мозг. Он теперь так серьезно занят пропорциями цемента к песку и воде, заботою об исправлении криво выложенного фундамента, а главное — тем, что лесные материалы для дома часто мочит дождь, и я иногда не ве рю, что когда-нибудь смогу завершить постройку... А зима все при ближается с ее ледяными когтями... В Америке она с дождями, бу рями и гололедицей, гораздо хуже, нежели даже на юге России. Ша ляпин как-то назвал ее: семимесячная, отвратительная и сплошная чернота. * Итак, прежде всего хочу ответить на вашу деликатную критику некоторых моих «не художественных» идей. Отвечу коротко, не по тому, что «не хочу считаться», как вы спешите сами же предуга дать, а потому, что искренно считаю бесполезным спор о вешах, ко торые мы видим с совершенно противоположных концов. Вы, во оруженный научными знаниями,— сверху, я —проникнутый упря мой верой в самодовлеюшую реальность жизни, снизу. Вы не пер вый и не последний советуете мне не заниматься «иными задача ми, кроме художественных воплощений». Но я вам искренно соз наюсь, что почти с детства все мои «художественные воплощения», в сущности, направляются и согреваются именно этими «иными» за дачами. Представьте себе, что сейчас я более, нежели когда-либо, убежден, что и первая и все последующие побудительные причины моих писаний были именно подсказаны искренним желанием при нести первую посильную помощь темным людям, из среды которых я пришел в ваши чертоги, дорогой профессор. Вот почему я нисколько не скрываю, что иногда хочу и от вас, и от ваших собратьев по науке взять все нужное мне для этой первой начальной помощи в духов ном росте человека. Тут со мной не может ничего поделать никакая критика, вернее, она лишь еще больше заостряет мою мысль и волю, и в результате я еще сильнее буду ударять по русской мягкотелости и по изысканной интеллигентской неопределенности. И совершен но ни к чему предположения, будто я могу стать односторонним и «проповедовать любовь только к невежественному большинству». Отнюдь я не намерен восхвалять невежество, а тем более «травить культурнейшее меньшинство». Но, в качестве одного из малых сих, я скажу прямо: мне кажется, что да, я знаю, что народу надобно от вас, господа профессора, ученые, учителя, врачи, инженеры, пи сатели, философы, священники и прочие культурные люди. Ему на до от вас прежде всего, чтобы вы соблазнили, увлекли, искусили его тем Самым Главным, чего он, по невежеству или по отсутствию у него веры в лучшее, не может объяснить себе иначе, как «Путями Гос подними». Не смейтесь, профессор, все это гораздо глубже и серьез нее. Я сам вовсе не такой прыгун на небо, чтобы слепо верить в хо рошо прилаженных богов и упрямствовать по легкомыслию. Для ме ня совсем не важно и не интересно, что часть нашей интеллигенции валом валит теперь в церковь. Это превращение из скептиков или из декоративных богомольцев в искренноверующих произошло, конеч но, благодаря удару революции, но это как раз и показывает силу той народной, пусть несовершенной и слепой веры, которую ничем лучшим пока заменить никто ему не смог. И получилось странное пе ремещение: интеллигенция — тот самый мозг нигилизма, который более столетия старался подточить народную простую веру,— пош ла в церковь, как к последнему пристанищу, а народ в большинстве
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2