Сибирские Огни № 003 - 1991

мерно, собака: боязливого человека терпеть не может, а к бесстраш­ ному сразу ластится. А к чему это говорю я? А вот к чему. Однова, года четыре назад, я такого труса отпраздновал, теперь стыдно вспомнить. И может быть, погиб бы, если бы не зверь... У вас алтай­ ские реки весной небойсь дурят не хуже наших; вам нечего расска­ зывать, сколько случаев несчастных в ледоход бывает. Ну, вот и меня нечистый угораздил через Енисей переходить, когда уж забе­ реги открылись. А пошел я на медведя. В это время он только из оерлоги выходит, еще сонный, брать его способно и шкура еще не линяет. Правда, отец-покойничек, дай Бог свято почивать, наказы­ вал: — Не губи весной дичину. Всякая тварь весною хвалит Господа. Ну, сами йы охотник, понимаете, как тут не обвариться? Тетерева ли там, перелетные ли кряквы, зверь ли красный, где тут утерпеть? Иду я по льду, местами уже полоньи чернеют, извертели лед, бур­ лят. Ширина в том месте более версты — Енисей, река сурьезная. Впереди, пониже, остров тот самый, на котором мой приятель Миш­ ка зимовал. Винтовка у меня двуствольная — на медведя никогда не фальшивила. Иду без страха, лишь бы встретить — будет мой. И вдруг, родной ты мой, как из пушки где-то как тарарахнет! Даже не хватило сдогаду — откуда что?.. А потом, гляжу, чего-ето у меня голова закружилась — берега пошли куда-то не в те стороны. Вижу, подо мною закачалось, задрожало все, — лед горою выпучило подо мной и как ахнет прямо в небеса: вода ли, лед ли, снег ли, пена ли, ничего не помню — помню только, обдало меня, как будто кипятком ожгло — глаза ослепило — это, должно, лед разломанный сверкнул на солнце... Упал я с ног, лежу, без шапки, рукавичку одну где-то вырвало... Держу только винтовку, будто в ней в одной и якорь. И началась же, брат ты мой, пальба! Фонтанами вода и лед... Ну, еже­ ли ад есть, то хуже быть не может... И понесло и закрутило меня в этой лихорадке так, что свет померк и разума я вовсе лишился. По­ гиб и погиб — кончено. Даже про молитвы и про Бога вспомнить не успел. Ну, прямо покорился сразу и о спасении даже думать не­ вдомек. Все загудело, зазвенело, закипело вокруг меня, солнце стало маленьким, холодным, как ледяшка. И сам я себе стал ненужным — прямо, прости Господи, козявка запропащая... Вдруг выпихнуло мою льдину на другую, на огромную, а впереди меня чернеет что-ето... Человек не человек, но что-ето такое, брат ты мой, родимое, роднее человека... Тут я вдруг опомнился. Медведь плывет со мной на одной льдине... И плывет так это просто по-соседски, будто мы с ним сгово­ рились на это дело... Крутит нас, туда-сюда — я позабыл о всяком страхе, и кольнуло меня в сердце любопытство... Помнится, так как- то оно и вышло: прямо из ямы моей погибели вынесло и напороло меня, как на штык, на это самое; смешно мне стало прямо, брател- ко, до слез. Ведь это же тот самый Мишка, на которого я шел с вин­ товкой!.. Гляжу — и никакой винтовки у меня уже нет да и охота вдруг пропала стрелять аль заступаться за себя... Одно бередит душу — смех и любопытство: куда мы с ним теперича попали? А Мишка мой, гляжу, никакого на меня внимания, ни злобы у него ко мне, ни даже любопытства. А только все поглядывает на соседние льди­ ны и похаживает взад-вперед по краю. Потом, гляжу, кувырк на самую ближайшую, — а по ней стал прицеливаться на другую... Я не будь дурак — за ним. И все это смешно мне... Ну, прямо, братец, так смешно, как дурачок доспелся — хохочу голосом, да и ника­ ких... А мой приятель, все так же не спеша и не оглядываясь на меня, будто бы не замечал, со льдины на льдину все ближе к берегу, все ближе... А я стараюсь не отстать. Ну, веришь ли, как за братом, за спасителем, иду, и никакого у меня страха. И у него ко мне никакой злобы. Только что я хохочу и прыгаю, неловко шатаюсь, падаю и весь мокрый... А он как бы играючи — прыгнет, отряхнется да опять посматривает на другую льдину, выбирает со смекалкой...