Сибирские Огни № 003 - 1991

ют основания, гораздо более монументальные, нежели одни слова или простая вера. Перейдем же к частностям и к маленькому на­ чальному зернышку моего собственного оптимизма. Все это случи­ лось как-то вопреки фактам жизни. Здесь, однако, мне придется обратиться к некоторым крайне тя­ желым моментам моего детства. Между прочим, никогда не приходилось мне жалеть о том, что давно минуло детство, отрочество, юность. Может быть, это потому, что я один из тех немногих, которые считают свое настоящее самой счастливой порою, как бы ни была она омрачена действительною тя­ готою жизни. Более того: мне делается жаль всех тех людей, которых я вижу в неге, в роскоши, во всех удобствах жизни. Увы, многие из них не испытывают радости созидания собственного счастья и всегда будут зависеть от того, чему научат их папы, мамы, бонны и преподава­ тели. И как бы ни построили их жизнь — они всегда будут недоволь­ ны ею, между тем, как человек, сам строящий свою судьбу, не име­ ет права на кого-либо роптать. Может быть, я преувеличиваю свое счастье и позабыл о тех, которые мне помогли стать счастливым? Нет, твердо говорю я, позабыты только те многочисленные люди, которые мешали мне идти к моей пели, как будут позабыты и все те, которые и до сих пор мешают. Но ни один из тех, кто помогал мне, мною не забыт, и, говоря о себе, я, конечно, хочу рассказать о них, тем более, что все это как раз люди незаметные, часто малень­ кие, но воистину имевшие свои скромные талисманы. Впрочем, опти­ мизм мой простирается так далеко, что я готов признать, что и ме­ шавшие мне в конечном счете помогали. Они создавали препятствия и тем самым развивали во мне упорное желание их преодолевать. Среди же безвестных героев труда и терпения, конечно, на пер­ вом месте должна быть поставлена моя мать. Мать моя, одна из семи дочерей простой вдовы-казачки, хотя и воспиталась в нужде, но была действительно нежная и хрупкая, ма­ ло пригодная к тяжелому труду женщина, к тому же немножко гра­ мотная, взращенная на ковыльных просторах Иртыша, мечтатель­ ница, богомолица. Удалому, выносливому и загрубевшему в работниках и в шахте отцу мать моя была помошнипа не подходящая, и уже в первый год после женитьбы отеп, в угоду мачехе, раза два побил молодую жену. А в нищете, в вечном труде, в чужих людях, всегда полуголодные, вечно спешащие, скоро обремененные детьми, родители мои быстро отравляют свою жизнь вечными ссорами, покорами, слезами. Пока-то удалось купить рабочую лошадь. Пока-то удалось купить старый ам­ баришко и сделать из него лачугу. Именно в этой избе, как только стал я себя помнить, — я понес в душе своей отчаянную жалость к матери. Я не хочу входить во все тягчайшие подробности семейной мно­ голетней драмы между отпом и матерью. Там, конечно, помимо зло­ бы и нужды, была и ревность. Как- это ни странно, отец имел одну давнишнюю любовь, и мать мучила его непрерывными преследова­ ниями и покорами. В общем мое детство было тяжко не тем, что до до 12-ти лет я не имел своих сапог и даже в школу пошел в старых валенках матери, не тем, что мы, дети, жили по неделям на воде и старой ржавой корке хлеба, а именно тем, что почти никогда не ви­ дел я радостного липа матери, пока, в веселую минутку, не развесе­ лится, не расшутится сам отеп... Но эти праздничные минуты были очень редки. Пройдя пешком девять верст из шахты, отеп, измучен­ ный, голодный, сваливался на пол и просил меня помочь ему снять старые обутки. И вот я помню, что, разъеденные колчеданом, купо­ росной водой и грязью в шахте, ноги его между пальцами были час­ то окровавлены. Между тем, чуть вздремнувши', отеп должен был до рассвета идти три версты на свою излюбленную полосу хлеба, где