Сибирские Огни № 002 - 1991

жизнь человека целиком зиждется на определенном наборе близких ему понятий, к которым он относится как к чему-то принятому. Ре­ бенок воспринимает как должное своих родителей и дом, в котором родился; со временем он аналогичным образом начинает восприни­ мать свою страну и общество. Для начала такие «опоры» нам необ­ ходимы. Ребенок, воспитывавшийся без родителей, скитавшийся с детства по приютам, вырастает с чувством неуверенности в себе. Ре­ бенок, чье детство проходило в нормальных условиях, может впо­ следствии заиметь привычку высмеивать своих родителей или даже вовсе от них отказаться (что, однако, нежелательно), но делает он это лишь в том случае, когда у него уже хватает сил стоять на соб­ ственных ногах. Все оригинальные мыслители растут над собой, одну за другой откидывая эти «опоры». При этом они могут все так же любить сво­ их родителей и страну, но любят их уже с высоты своей силы — си­ лы, начало которой было положено актом отрицания. Однако в действительности у людей нет привычки искать себе полной самостоятельности. Они ленивы и предпочитают иметь «опо­ ры». Смелый, оригинальный ученый-математик может рабски зави­ сеть от своей жены. Мощный, независимый мыслитель является та­ ковым в основном из-за того, что стойкость в нем поддерживает сво­ им поклонением горстка друзей и учеников. Короче говоря, люди не подвергают сомнению все свои «опоры». Они могут, подумав, отка­ заться лишь от некоторых, остальные оставив себе как нечто само собой разумеющееся. Сам я, например, был настолько захвачен процессом открытия и постижения новых континентов ума, свое прежнее «я» при этом пол­ ностью отрицая вместе со всеми его привычками и устоями, что со­ вершенно упустил из виду тот факт, что во многом я все так же опи­ раюсь на прежние свои привычки и устои. Хотя я и чувствовал, что моя личность претерпела изменения, но само сознание того, что я — личность, стойко во мне жило. И собственно корень этого созна­ ния — корень понятия «личность» — прикован во всех нас цепью к незыблемому якорю, лежащему на дне непостижимо глубокого моря. Я по-прежнему думал о себе как о представителе человеческой ци­ вилизации. Я все так же сознавал себя жителем Солнечной системы и Вселенной, измеряемой категориями пространства и времени. Вре­ мя и пространство я понимал как нечто, существующее вечно. Я не занимал себя вопросом, где я был до своего рождения или буду после смерти. Я даже не задумывался ни разу, что ждет меня за порогом жизни; для меня это было нечто, чем можно будет «заняться потом». Теперь паразиты приступили к тому, что, подобравшись к скры­ тому в темной глубине «якорю» моей личности, принялись его рас­ качивать. Выразить это более внятно я не могу. Точнее сказать, сам якорь они не качали, это было им не по силам; но они стали сотря­ сать его цепи столь мощно, что я внезапно ощутил пугающую зыб­ кость на том уровне сознания, где все должно считаться и неприкос­ новенным и незыблемым. Во мне неожиданно стали возникать во­ просы к самому себе: «Кт о я?» — вопросы в самом что ни на есть глубоком, базисном смысле. Подобно тому как смелый мыслитель дерзает переступить через такие понятия, как «любовь к отечеству» и «вера в бога», я перешагнул через те привычные критерии, кото­ рыми измеряется личность человека: определенность времени и ме­ ста рождения, факт принадлежности к людям как биологическому виду (а не к собакам или рыбам), факт моего твердого наличия в ми­ ре, обусловленный вседовлеющим инстинктом жизни. Лишившись разом всех этих наносных черт, я, мертвея от ужаса, оказался один на один со Вселенной, созерцая ее внезапно обнажившимся разумом. Однако до меня тут же дошло, что мой так называемый «обнажен­ ный», «чистый» разум так же условен, как и мое имя. Он не может созерцать Вселенную, не налепляя на нее своих ярлыков. Какой же