Сибирские Огни № 002 - 1991
ручьем хлынули слезы, обратив свет солнца в радужную искристую дымку, я вспомнил, как ребенком плавал под водой с открытыми гла зами. После этого, уже слегка успокоившись, я почувствовал себя по добно спасенному больному, на глазах у которого врачи только что удалили какую-то отвратительную злокачественную опухоль. Остальные члены группы в это время принимали пищу в сосед нем отсеке. Мы с шумом к ним туда ворвались и сообщили о случив шемся. Все пришли в невообразимое волнение, накинулись с расспро сами. Признаков надвигающегося страдания никто из числа присут ствующих у себя еще не замечал. Мы с Райхом, думается, испытали это ощущение первыми по той причине, что нам случилось находить ся лицом к уходящей вдаль Земле — это его и вызвало. Так что остальным мы посоветовали перейти в соседний отсек, предупредив, к чему им следует себя готовить; сами же после этого направились в другой конец корабля, где стояла глухая темнота, с тем чтобы там со вершить свое первое путешествие в новую, с в о б о д н у ю страну ума. И вот, дойдя до этого места, я начинаю сознавать: все, что я, на чиная отсюда, ни произнесу, будет ложью. Поэтому сейчас вместо то го, чтобы пытаться заставить наш повседневный язык проделывать работу, для которой он никогда не предназначался, я попробую со средоточить усилия на объяснении. Свобода — наиважнейшее из всех ощущений, какие только мо жет испытывать человек. Обычно в жизни оно длится лишь какие-то секунды, когда внезапное стечение обстоятельств, побуждающее к не медленному действию, вдруг вызволяет наружу всю нашу энергию. В таких случаях происходит следующее: ум наш, не будучи более привязан к сиюминутной реальности, внезапно обретает орлиный раз мах. Главным несчастьем для человечества является то, что мы все привязаны к сегодняшнему дню. Это происходит оттого, что мы дейст вуем как машины и свободная наша воля, можно сказать, выражена минимально. Наше тело представляет из себя хорошо отлаженную машину — в сущности, то же, что и автомобиль. Или, может, более удачным сравнением будут те биоэлектрические протезы, которые приживляют людям, потерявшим руку или ногу. Эти протезы, эле менты питания у которых действуют фактически бессрочно, безуко ризненно имитируют движения настоящих рук и ног; я слышал, лю ди, проносив их по нескольку лет, вообще забывают, что эти конечно сти у них не настоящие. Но стоит в них выйти из строя элементу пи тания, как человек моментально убеждается, что его протез — это всего лишь механизм, а собственной его, человека, воле отведена при движении мизерная роль. Да, эта истина относится ко всем нам. У нас гораздо меньше си лы воли, чем мы думаем. А это значит, мы почти не имеем реальной свободы. По большей части для нас это вряд ли имеет значение, по скольку «машина» — наше тело и мозг — исправно выполняет го, чего мы от нее, собственно, требуем: ест, пьет, выбрасывает шлаки, спит, совокупляется и так далее. Но у поэтов и мистиков случаются такие моменты свободы, когда они начинают сознавать в себе желание, чтобы их «машина» сотвори ла что-нибудь гораздо более интересное. Им становится угодно, чтобы их ум во мгновенье ока отделился от мира и воспарил над ним. Наше внимание, как правило, бывает прикреплено к окружающим нас сию минутным мелочам и конкретным предметам — этим оно напомина ет лавирующий на скорости автомобиль. И вот, в какой-то момент рычаг скорости переводится в «нейтральное» положение и ум, пере став отвлекаться на сиюминутные детали, становится вдруг свободен. Теперь вместо того, чтобы заниматься всецело окружающей его пу
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2