Сибирские Огни № 001 - 1991

Леха смотрит в окно. Дети гуляют с собаками. Курчавый крош­ ка-пули, одурев от свежего воздуха, суматошится в комках поземки, вне себя от счастья ощущения своей юности, и, наконец, вырывает поводок из рук раззявы Галки Фетисовой. Тогда Галкин приятель спускает своего громадного колли. Рыжеволосый пес, в три прыжка догнав беглеца, хватает зубами кожаный ремешок и волочит назад упирающуюся собачонку. Как-то прошлым летом Ольга вечером воз- вращалась домой, и к ней пристали два подвыпивших молокососа. Этот самый колли заступился за нее и даже укусил одного из наха­ лов. Благородная собака. В благодарность Леха изготовил для нее памятную медаль из высокосортной стали с гравировкой, но собака не носит эту медаль — тяжелая. Ольга идет из школы. Увидела отца, улыбнулась, махнула рука­ вичкой. «Погоди, поулыбаешься! Вот задам тебе за вчерашнюю двой­ ку. Что за человек? К математике — ну никакого внимания! Дура дурой. Студента, что ли, попросить, чтоб позанимался?» Хлопает дверь, Ольга входит, швыряет портфель под вешалку. — Папуля! Больнушечка! Она холодными руками обнимает Леху, целует в заклеенный лоб, и от нежности у него перехватывает дыхание. Пообедав, Ольга убе. гает на репетицию, и Леха опять остается один. Невыносимо медленно тянется время. Возле дома ходит на одном костыле старуха Каретина из четвертого подъезда. Она глуха и ниче­ го не слышит. Если спросить ее о чем-нибудь, то Каретина пустится объяснять, как не любит ее дочь, как зять смотрит на нее волком, как они норовят отобрать у нее комнату. А дочь жалуется всем, что мать сидит дома день-деньской, ничего не делает, спит до обеда, а ночью не может уснуть и ходит по квартире, стучит костылем, спать не дает. Сложные у них отношения, кто их рассудит? Старуха хрома, и Леха чувствует к ней симпатию. Можно бы и погулять, походить у подъезда на костылях, поздороваться с Каретиной. Но ему лень оде­ ваться, кутать ногу, и он остается сидеть. После обеда день быстро тускнеет. Близится вечер. Заводские густой толпой заполнили тротуар: отработали свое, идут домой. Ни­ кита топает с работы, лицо покраснело от ветра, прикрывается ворот­ ником. «Стервец! Ходит, на лыжах катается, а я дома сижу поло­ манный». Куцые, бесхвостые обрывки мыслей юркают в пустой, ли­ шенной свежих впечатлений, Лехиной голове. В душе у него такая же серая муть, как и эти зимние сумерки за окном, как и все эти бесконечные дни тягостного безделья. Леха вспоминает свое СМУ, сварочный участок, подручного Мишу Крохина, пожилого тихого пропойцу, так и не ставшего сварщиком. «Хоть бы зашли, проведали, — с обидой думает Леха о друзьях. — Пива одного сколько вместе выпили, а ни один сукин сын...» Засветились окна соседних домов. Темнота удручающе действует на Леху, усугубляя его одинокую тоску. Он встает, разгибает затек­ шую спину. «В подвал, что ли, сходить?» — проявляется в нем давно зреющее желание. Прихватив стакан, он выбирается из квартиры и осторожно спускается по темной лестнице. Тесная кладовочка, запы­ ленная и неприбранная, освещенная тусклой сорокаватткой, напоми­ нает ему тот давний, заплеванный окурками, трамвай, которого он не видел и знает лишь по рассказам жены. Тот трамвай, в котором десять лет назад его подобрала питающая необъяснимую слабость к мотогонщикам Вера, узнав в бесчувственном теле вдребезги пьяную надежду страны. Подобрала, чтобы сделать своим мужем. Мусор на полу, тряпье, висящее на гвоздях, вбитых в перегородки из нестру- ганных досок, банки, ящики от посылок, трехколесный велосипедик без седла, ржавеющий в забвении свидетель и друг Ольгиного детства, — все это повергает Леху в глубочайшую меланхолию. Из-за старых чемоданов он достает наполовину пустую бутылку с водкой и нали