Сибирские Огни № 001 - 1991

мне на толстого дядю мантулить? Ты, говорит, Билли Боне, сам-то всю жизнешку в вохре прошляндал, чего ж ты еще, а, фофан? — Дак матери-то помогать надо? Вот уголь кучей лежит в сарай ненаношенный, дрова ненаколотые... Деньги у меня из кошелька ис­ парились, ну? — взывал к приемышу Кеша. Тот становился все сильней и проще: — Щас ка-а-ак по печенке впишу! — отвечал он. — Вот так вота... — горестно вздыхал Кеша, зная, что впишет. С полгодика повздыхал и — давай собирать котомку. Снова в комму­ налку эвакуировался. С фонарем, правда, но тогда еще были медные пятаки. Оставленная Кешей певунья-хлопотунья уже не шла Кеше на ум, больше думалось о том: сколько получают космонавты. Не те года, да и спокойней без педагогики. Летом соседи разъезжались по отпускам, и Кеша шел к одному грузчику из «Тысячи мелочей», брал у того пару баллончиков «Примы» и ночью охотился, и днем. Летит, например, муха — Кеша ее влет. Ночью же, когда тараканы большесемейные выводили своих чад к водопою, Кеша рвался к двери ванной комнаты и включал свет. Та­ раканы обмирали, а он их расстреливал из баллончика в упор. Они кончали жизнь в одури и корчах, потом смывались Кешей в систему канализации. Следом за операциями шло облегчение, сон. Казалось, что ветерок оглаживает легкие Кешины волосы, что подушка снова пахнет душицей. Бедняк человек!.. Куда же плыть пенсионеру? Телевизор, радио, газеты, молокосо­ сы — все против Кешиного вчера, против одного-одинешенька стари­ ка. Да не стрелял он в людей, не палил! Хоть бы к Богу оборотиться: пощади, господи, люди твоя. Что же стряслось в государстве? По че­ сти сказать, к Богу-то, как и к родине, все чаще оборачивались тугие Кешины размышления. Какую-то все же подлость знал он за собой, как и неумение, нехотение жить без приказа, без начальниковых по­ хвал, без подчинения долгу службы, и боженьку боялся, не хотел о нем думать, понуждал себя к материализмусу. Но после беседы с одним мужиком в бане снова Кеша понес в себе тяжкое бремя непо­ нимания мироустройства. — Образ человеческой личности есть не только образ человече­ ский, но и образ Божий... В этом скрыта вся загадка и тайна челове­ ка, — говорил мужик, выпивая темное пиво. — Личность есть я, и ты, другое я... Так говорил Николай Бердяев, а вы его — хоп: и за пределы географии... — А ты что: поп? — Шиш тебе в лоб! — утирал бороду мужик. — Я — личность. — А тебя не посадят за такие слова? — Я свое отдал... Заплачено, милок, на сто лет вперед запла­ чено... — Ну, а баба, например, — спрашивал Кеша, мало чего пони, мая в словах голого бородача, но любя умных людей, которые с ним на равных. — Баба она что: тоже богочеловек? А если нет, то поче­ му ж я ее вожделею?.. Бородач-личность сморкнул в сторону, утер голые пальцы о го­ лую ногу и глянул на потолок, будто там считывал речь: — Любовь эротическая есть притяжение высоты, движение вверх, восполнение существа ущербного... Цитирую: пол есть ущерб­ ность и он порождает тоску по восполнению, движение к полноте, которая никогда не достигается... Трагедия любви связана с конфлик­ том любви к конкретному существу чувственного мира и любви к красоте мира идейного... Любовь-жалость же направлена на весь страдаюший мир... Пей пиво! — Не пью. Печень... — сказал восхищенный Кеша. — Ну ты здоров! — Закон — тайга, — ответил здоровенный бородач. — Ты вот сам не пьешь, но пойди утром к вытрезвителю, пойди к девяти утра: