Сибирские Огни № 001 - 1991

ТАРАКАНЬЯ ОХОТА Кеше семьдесят лет, один глаз потерян, а сам он, служивый, не понимает ни шиша: чего же требуется от него в странной этой стра­ не, в происходящем. Спроси его: зачем? куда? — не ответит, не зна­ ет. И висит в шкафу его черная вохровская шинель с петличками цве­ та лукового пера, а над пустым воротником набычилась шапка с ко­ кардой. Кинулся однажды в неблизкую Москву, отстоял очередь к мав­ золею, бегом глянул на товарища Ленина: ответа ждал, проблеска. ...Выскочил на площадь, смотрел в людские лица так, что на него оглядывались, и сделался чужим всей земной жизни и себе самому. Креста он с древних времен не надевывал, рос с трудом и думал, что не попадет в армию. Но взяли, вытянули до метра семидесяти одного, и преданности командиру Кеша обучился мертво, на похвалу отзывался всей своей сутью, когда шевелится, щиплет в носу сладость жизни и службы. Четким шагом приходил он после похвалы в казар­ му, рядовой несметной армии чистильщиков людской нежити, а для повторения мгновений блаженства готов был не пощадить живота своего. А когда работал в энкавэдэ, то таким же шагом дефилировал в полуподвал и впалый его живот под блестящей комсоставовской пряжкой готов был принять литровую кружку фамильного чайку и пару бутербродов с маргарином. Кеше, первому из рода Зубрыниных, государство выделило пусть полуподвальную, но казенную квартир­ ку. Под ноги брошена лесенка — лезь, Иннокентий, не гляди вниз. Приходит бумага: «...в соседней с вами Свердловской области, такой-то район, разоблачено столько-то врагов народа...» Начальник звереет, бодрит своих птенцов: клюй, ребята, по зернышку! классового врага, кулацкого недобитка, интеллигента дратого — под ноль! мажь ему лоб зеленкой, чтоб пуля инфекцию не внесла!.. Видела бы мама! Формочка отутюжена, сапожки со скрипом, сердце поет исправно, точно, а что тощ и редкозуб, так не девица же, маманя. «Мужиков-то маленько остается», — шевельнется подлая мыслишка, и Кеша отшатнется от нее испуганно, когда сидит за чет­ ком водочки один в своем полуподвале, белый сургуч плавит в блю­ дечке и на спичку его наматывает. Кеша таких мыслей не хотел, они сами: «Мужиков мало на свете будет... Куда бабам деться? погоди, Кеха, твоя зазноба еще в школу бегает...» Чтоб не растаять сургучом, Кеша перекрестит неверующей правой рукой полустаканчик, перед зеркалом ястребком походит, построжится, потом вольет в себя горь­ кую и на половичок слезу из обоих глаз обронит. Тогда еще два гла­ за было, Кеша закрывал их, ложась спать в низине большого города. Хоть и нет личной жизни, а зато по службе он, как на ладони, а служ­ ба превыше всяких дамских штучек. Подушка еще мамы-покойницы, во чреве подушки помимо пера и трава душистая вложена, упадешь лицом вниз — поплыли облака над кроватью. А родитель Кешин еще в тридцать втором помер с голоду по до­ роге в сытую Сибирь. Маманя же — щупленькая, в тряпье с головы до стеженых бурок, на побирушку похожая — упала замертво под коромыслом с водой, там же в Сибири. Мастер Матвей Мокеич в ФЗУ, штукатур-маляр по специальности, тот Кешу за водкой гонял, а с весны до осени Кеша мастеру долгие загоны картошки обихаживал, зимой сыт бывал, но есть полюбил в одиночку. Только на службе Кеша и стал человеком облеченным, да вот глаз подвел. Хотя кто знает? Сколько их на фронтах побило, двуглазых-то... А тут, как знатье: шел в сороковом году весной одну такую Нинку провожать и в темноте, при улыбках и шуточках, при желании и возможности 72