Сибирские Огни № 001 - 1991

другие люди должны, сделать усилие — усилие внутри себя, зажечь ярко то, что нам дано великим законом и что мы называем совестью, и оберегать этот светильник от случайных дуновений ветра жизни, не закрываться малодушно от него, когда тянет к дурному. Жить с совестью. И тогда распределение изменится, линия насыщения мед­ ленно, но неуклонно поползет вверх и вверх, к той дороге, по которой ныне идут лишь самые сильные — избранные... Так я размышляю, сидя в тишине под березой. Странно, я ведь хорошо знаю, что всякое фундаментальное реше­ ние имеет мало общего с жизнью, которая вокруг нас, и это — неиз­ менное правило, потому что, фундаментально решая, мы лишь любу­ емся собой и схемой, которую придумали. Но сегодня высокопарные слова не кажутся мне фальшью (я неудержимо глупею), я даже не краснею от них, а наоборот, встаю и уверенным шагом (у меня уже давно не бывало уверенного шага, все какой-то торопливый и скольз­ кий) иду в дом. Поднимаюсь в мансарду. Мансарду пронзает печная труба. Она выкрашена^* густой синий цвет. Неглубокий, декоративный. Когда устаешь от естественности, от прозрачности, от бездонья — от настоящего неба и настоящих, в тумане, далей, когда хочется условного, хорошо прийти сюда и упе­ реться взглядом в эту трубу. Цвет театрального неба. Я обнимаю тру­ бу, прижимаюсь щекой к ее теплу. Где-то далеко рвут землю. В этих местах уголь лежит почти на поверхности. Поэтому взрывают землю и открытым способом черпа­ ют его. Это очень дешево. Потом выбирают весь, и остается безобраз­ ная растерзанная земля. Потом говорят красивые слова о рекульти­ вации, которую относят к далекому будущему. Говорить правильные обещания у нас здорово научились. Особенно если их исполнение от­ носится к далекому будущему. Взрыв. Еще взрыв. Потревоженная земля гудит, колебания дале­ ко разбегаются вокруг. Дрожит мой дом, дрожит труба, дрожу я вместе с ними. Наверное, это похоже на землетрясение. Я не знаю, что такое землетрясение. Мама рассказывала, что, когда мне было три года, наш город немного трясло, и рассказывала она про это очень весело, но я не помню этого, и вот сейчас я обнимаю трубу и представляю, что земля дрожит не от далеких взрывов, а что это са­ мое настоящее землетрясение. Почему-то становится жутко. Но зем­ ля тихнет, дрожь и страх теряются в ней. Я сажусь за стол. Просветленный своим оптимизмом, я пишу письмо моей ма­ ленькой подруге. Я пишу: «По благословенной родной земле я иду навстречу молодому солнпу. Дорога упрямо карабкается в гору, из-за горы нависает над миром молодое солнце, и кажется, что дорога, пыль которой я весело топчу — это дорога к солнцу, кажется, что, достигнув вершины, она не падает вниз, не поворачивает по гребню, но оставляет землю и взмывает вверх, туда, где играют лучи и где она теряет контуры, и не рассмотреть ее уже — слепнут глаза. Я медленно поднимаюсь к солнцу, оно ждет меня... Итак, пыльная дорога среди зеленого поля, и лес на горе, вер- хушка которой охвачена солнечным огнем, и я на дороге, маленький нелепый человечек-попрошайка, в самом центре серебряного полудис­ ка, живого, молодо просыпающегося на глазах и протягивающего спросонок ко мне свои руки. Что я прошу у солнца? За кого молюсь. А вдруг?! Через несколько часов, когда я буду пробираться по таежному валежнику, или лежать в темной озерной воде, иливалять- ся в траве — вдруг?! — навстречу моему гонну-солнцу выйдет ма­ ленький человек, сам столь похожий на солнце, что мне вполне хватает его в дождливый день, чтобы забыть о дожде и ненастье, че-