Сибирские Огни № 001 - 1991

ет неустанно, это параллель, которая — «отцы-пустынники и жены непорочны...», которая — чистота и смысл. Низшая — темная, рых­ лая, лохматая, она тоже притягивает своими без-Духа и без-Знания, это существование растительное и животное. Между этими двумя линиями и мечутся, подобно резиновым шарикам, наши жизни, и ес­ ли взять какое-то мгновение, остановить его, то в этой точке наши жизни могут оказаться где угодно — вверху, внизу или где-то еще, и все это достаточно случайно. Но, усреднив по времени беспорядоч­ ную картинку, мы получим довольно стройное распределение. Если назвать параллели банально и абстрактно — добро и зло (просто — знаки!) — то где-то посредине, может быть, уклоняясь чуть вниз, те­ чет большинство жизней. Здесь максимальная насыщенность картин­ ки. По обе стороны от этого средоточия распределение светлеет, кон­ центрация жизней уменьшается, чтобы к самим параллелям свестись к единицам. Единицы — отъявленные злодеи, единицы и те, кто — «отцы-пустынники». Моя жизнь течет в общем потоке. Она часто низка и бездумна. Когда появляется время и место для ее трезвой оценки, я ужасаюсь этой грубости и бездумию. Я кричу кому-то (себе?): почему я зол? я не хочу быть злым! Кричу безответно. Но мне знакомы и светлые мгновения всемирной любви — не любви к женщине, или к матери, или к другу — нет! — это лишь ветви могучего дерева, лишь внешние проявления того великого закона, по которому мы должны жить и по которому мы не живем, той всемирной любви, что открылась тол­ стовскому князю Андрею на операционном столе и потом, ночью в Мытищах, когда к нему приходит Наташа. Я вырываюсь из замкнутого круга ежедневных обязанностей, оттуда, где ошибки, и обиды, и сомнения, и приходят светлые мгнове­ ния. Увы, постоянно с этим ощущением — не жить в неправильном и не удовлетворенном собой мире. Я скатываюсь со взятых вершин. Вот слова, которые я, поразившись однажды, затвердил, заучил наизусть, их написал Достоевский: «Ясно и понятно до очевидности, что зло таится в человечестве глубже, чем предполагают иные лека­ ря-социалисты, что ни в каком устройстве общества не избегнете зла, что душа человеческая останется та же, что ненормальность и грех исходят из нее самой...» и так далее. Душа наша — пучина морская. Прыгнешь в нее, побарахтаешь­ ся, сколько сил хватит, и утонешь. И будут носить тебя тайные тече­ ния подводные в безответном мраке, и не суждено тебе даже успоко­ ение на дне — нет у нее дна, нету. Тайна. Казалось, вот вам новые экономические принципы, вот вам мас­ совое образование и культура, и явление гармонического человека неотвратимо, как следствие революционных перемен. Время идет, и мы приходим к выводу, что это не так. Время идет, и мы приходим к выводу, что перемены произошли, а люди по-прежнему в большин­ стве своем нехороши. То есть не то чтобы нехороши, но уж точно не для таких — Царство Божие. Мы приходим к выводу, что этого мало. Растерянность. Но я, как представитель общества духовного (не только экономи­ ческого и социального) прогресса, — в этом месте я чувствую, что начинаю лукавить (даже перед собой!), и не могу уже остановиться, скольжу, как по полированному столу, лицо становится глупым и самодовольным, как у некоторых героев-ударников, я богатырски (псевдо!) расправляю плечи — ...прогресса, твердо верю в будущий высокий строй человеческих отношений, твердо верю в пусть медлен­ ное, но приближение к нему. На путях диалектического отрицания отрицания, — кокетничаю я, не переставая знать, что проскакиваю по вершкам. Приходит доброе время покоя и самоуглубления, время попыток мудрости, и я понимаю, что должен приблизиться к светлой паралле­ ли, где счастье. Я понимаю, что я, и мой друг, и мои родные, и все