Сибирские Огни № 001 - 1991
Он подбегает к Марфе, и вдруг — скок! — к ней на колени. Мар фа теряется от изумления, роняет из рук суковатую палку, сидит гладит козленка. — Ох ты какой! Ух ты какой шустрый! — приговаривает она и больше не найдется что сказать. — Добрая ты, Марфа, — говорю я, подходя. — Ой, да не знаю, милый. Вишь, чо? Ну прям как кутенок... Я смеюсь. Марфа смеется. Козленок смеется. Я иду дальше и недоумеваю: почему у Марфы сын-идиот? Нет- нет, он, конечно, добрый парень, но ведь все равно идиот — мне ка жется, что это очень несправедливо. Мне жалко Марфу. Во дворе у молочницы пусто. Я озираюсь и сажусь на скамью, шоркая подошвами, чертыхаясь и шумя, как могу. Из стайки выгля дывает молочница. — А, приехал! Здравствуй! — кричит она. — Подожди немно го! Я еще дою... Эй, Николай, выйди к гостю! Я великодушно киваю головой. Из дома выхрамывает хозяин, здоровается со мной и неуклюже садится рядом. Скамья скрипит. У хозяина крепкая фигура и мягкое лицо. История его хромоты не совсем обыкновенна. Однажды, приняв лишку, он вдребезги разругался с женой. Смертно обидевшись на нее за непонимание и захотев умереть, он побежал к железной дороге и бросился под поезд, но бросился очень удачно — по-каскадерски! — и ему отрезало лишь полноги. Впрочем, в косьбе и некоторых других работах он запросто обходит людей с обеими здоровыми ногами. Хозяин заводит со мной серьезный разговор. Почему-то он счи тает, что со мной полагается беседовать о политике и народнохозяй ственных планах, он выспрашивает меня — как и что там в верхах, я отделываюсь краткими общими ответами и хитро свожу разговор к грибам и кедровым шишкам. Он прекрасно знает здешние места — всю жизнь прожил! — но всегда темнит. И места у него все негриб ные, и у кедры каждое лето неурожайное. Но я не сдаюсь. Пока я пытаюсь выудить из него ценную информацию, хозяйка приносит ведро молока. Сверху колышется мягкая пена. Хозяйка нацеживает банку и поднимает на меня свои тихие глаза: — С нами ужинать? И хозяйка знает, и я знаю, что я откажусь — не в первый раз! но мне становится хорошо от этого доброго вопроса, от тихих и весе лых хозяйкиных глаз. Я отрицательно качаю головой. __ А сто грамм? — спрашивает искательно хозяин. Я смеюсь его маленькой хитрости. Я понимаю, что хозяину хо чется выпить, но жена не разрешает, и он пытается залучить меня — со мной-то не откажет. Я смеюсь — я бы и рад помочь хозяину (пару раз бывало такое), но при одной мысли о водке меня пробирает озноб. Я снова отказываюсь. _ Счастливо! — говорю я и выхожу за калитку. Дома я готовлю себе простенький ужин и торжественно венчаю его литром парного молока, которое выпиваю, причмокивая от удо вольствия. Наступает ночь. На землю ложится туман, а значит, завтра сол нечный, теплый день и можно будет уйти в лес. Туман еще негуст, сквозь него, сквозь листья деревьев пробиваются лучи далеких звезд _ мерцает и колышется ночное небо, прогоняет сон. Я сижу на лавке под березой и смотрю перед собой. Подошва темной горы утонула в белесой мгле. Тревожно падают с березы капли. Одна. Другая. И ти шина. Я впадаю в радужно-оптимистическое настроение. Я думаю примерно так: _ Всю нашу жизнь можно заключить меж двух бесконечных параллелей, высшей и низшей. Высшая лучится светом и притягива
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2