Сибирские Огни № 001 - 1991

Александр ПАНФИЛОВ ПАРТИЯ ФЛЕЙТЫ ЗАПИСКИ МОЛОДОГО ЧЕЛОВЕКА Не говори — не знаю, но скажи — еще не успел узнать. Ни возраст, ни состояние здо­ ровья, ни условия жизни не оправдывают гробовое — не знаю. Агни-йога М не скоро двадцать пять, а это рубеж. Рубеж, как ни посмотри. В этом, кстати, и государство со мной соглашается (или я с ним?) — вот и требует вклеить в паспорт новую фотографию, человек-то другой, за рубежом. Что ж, требование законное—я вклею. И еще раз взгляну на себя шестнадцатилетнего, чтобы ужаснуться переменам. Там, в шестнадцати, — чистое и серьезное лицо. И живой взгляд. Знание в глазах про грядущее, про свой путь, который — ну­ жен (уверенно! с нажимом!). И выставка достижений на лацкане пид­ жака — три значка: комсомольский, ГТО и физико-математический. Это — которыми особенно важничал, а достижений-то больше было (или казалось так?), все значками не отметишь. И самое главное — сосредоточенность и бесстрашие. Что я сделаю для людей?! И с ра­ достной улыбкой вырвать из груди сердце, чтобы осветить людям путь. Куда? К равенству, братству, счастью... К высокому строю че­ ловеческих отношений... Куда-то туда... даже не знаю точно. Тогда — знал. Про осторожного человека, который обязательно затопчет по­ лыхнувшее сердце, забывал. Казалось, что осторожных — очень ма­ ло, что они — ошибка, уродство, и им — поражение. Декламировал с воодушевлением — победа тебе суждена, если победу захочешь. Теперь кажется, что осторожные — все. Я посмотрю на себя шестнадцатилетнего, а потом — на двадца­ типятилетнего, и заболит внутри. Я ведь все помню. Лет в пятнадцать я повстречался с мудрыми книгами, требовавшими серьезного отношения к жизни. Правда, они допускали нечто такое, чего не допускало мое взлелеянное газетами и добросовестными учителями материалистически-оптимистическое мировоззрение, и я первое время недоумевал и возмущался. Потом случилось обыкновенное (обыкновенное для моего поколения): воз­ мущение сменилось любопытством, любопытство — захватывающим интересом, интерес вырос в приятие и утверждение. Жизнь текла, она была не как в газетах и учебниках, она ставила мудреные вопросы и ускорила процесс. Я годы жил под знаком этих книг. И не только этих. Книги — слишком многое в моей истории. Прекрасных книг — не сосчитать, в которых — и свет, и солнце, и доброе знание, и мая­ ки, и все, что твоей жаждущей высоты душе угодно. И прекрасных слов, произнесенных для тебя или тобой,— тоже не сосчитать. Но результат вышел страшный. Непредсказуемый, неожиданный результат. При всем при этом я нехорош, и я гадко прожил тот отре­ зок жизни, который принято называть сознательным. «И с отвра