Сибирские Огни № 001 - 1991

М. Буш уева знает, что говорить о сущностных вопросах бытия можно только на «высоком» языке, не совпа­ дающем с языком обыденности. Это зн ает и читатель. Однако мы стоим друг перед другом, словно бы разделен­ ные прозрачной стеной. Я не слышу речи, хотя по ж естам догадываюсь о многом. В стихотворении «Знаки» речь идет не о том, что имел в виду Н. Рерих, и не о том, что составляет предмет семиотики. И я понимаю, что стихотворение не только о зн а к а х препинания, точнее — оно явно об условности самой темы сти­ хотворения. Можно сказать, что между мной и автором возникло взаимопони­ мание, но этого слишком мало для со­ держательного общения. Мы обменя­ лись любезными улыбками и остались каждый наедине с собой. Напротив, возможность диалога появ­ ляется в строчках: «Предателей не су­ ществует. Предатели не существуют». С казать, что предавший исчезает из моего мира, — этого мало. В асиммет­ ричном повторении ф р азы есть движе­ ние от одного понимания к другому. Предатель исчезает не только для ме­ ня, он исчезает и сам по себе. Мы р а з­ мышляем над этим и приближаемся к тому, что во все века н азы валось уте­ шением философией. Итак, становятся различимыми зн а­ ки того язы к а, на котором говорят о вы ­ соких истинах. К ак и следовало ожи­ дать, этот язы к не порывает с обыден­ ностью. Более того, попытки оторваться от нее приводят к абстракциям , утра­ чивающим св я зь с душой, а значит, с истиной. Прислуш аемся к голосу поэтессы: «И рыба в воде, и птица — вдали — не со мной, а с морем и с небом». Здесь наме­ чается тем а предстояния человека пе­ ред вечностью , имеющей неприметный лик окружающ его нас привычного ми­ ра. Нас приглаш аю т взглянуть на этот мир: «Когда стоишь над озером один в вечернем сумраке, еще прозрачном...»; «П лат озерный чуть ветром колышем, и рябит золотистая нить...». Нужно дей­ ствительно окунуться в предвечернюю прохладу, нужно не закры ть, а откры ть глаза, чтобы увидеть переход в иную реальность: «Поднимусь я над озером выше, чтобы взглядом его охватить». Подъем продолжается в строчках: «Но озера, что были любимы, превращ аю тся в синий туман...» Озеро, или дерево, или цветок — были любимы и потому содер­ ж али в себе возможность превратиться в зн аки вы сшего язы ка. А каковы были возможности осуще­ ствления мира, возникшего в стихотво­ рении «Остров стихов»? Это странный мир, но Остров стихов существует, хотя его нет. Можно ск азать, что М. Бушуе­ ва точно строит сюжет своего стихотво­ рения, что Остров возникает в точно подготовленный момент. Можно ск а­ зать, что стихотворение крепко сделано. Однако это ничего не объясняет. «Зыбучие пески» нашего сущ ествова­ ния (или то, что стоит за этим образом) не т а к интересны, как сам этот образ. Он словно бы живет собственной жизнью . Стихотворение написано так прямо, в уверенности бы ть услыш ан­ ной, что едва намеченная рифмовка к а­ ж ется чрезмерной. Стихотворение тяго­ теет к той свободе, когда ф орм а рож ­ дается внезапно, одновременно с рож ­ дением замысла. Получается, что поэзия обогащает нас тогда, когда творит свой особенный мир: И ничто — ни ветер палящий песков, ни зной — не могло победить стихов, и под кроною их можно было испить прохлады густой. В стихотворении обыгрывается слово «ключ», два его несовпадающих значе­ ния. И это не выглядит нарочитым, по­ тому что поэтесса не сближает омони­ мы, а отталкивается от них, создавая новое значение. Но ведь это новое зн а­ чение — это зн ак праязы ка, который угадывается в нашей речи. В словаре М. Бушуевой такими знаками являю тся не слова или образы , а стихотворения или сквозные мотивы, пронизывающие их и придающие единство книгам. Мотив закрытой двери возникает в стихотворениях «Дверь» и «Спохва­ тишься — а день уже прошел...». В п а­ мяти возникает тема Ф . Кафки, у кото­ рого дверь, охраняемая стражником, является навязчивым образом. В стихах М. Бушуевой отсутствуют бюрократиче­ ские препятствия, кошмары Ф . Кафки, но усиливается тема стоического проти­ востояния Хаосу. Собственно говоря, дверь оборачивается символом внутрен­ него препятствия, напряжения творче­ ского сознания, предчувствующего но­ вое воплощение духа: «...последняя дверь не откры та еще. Последняя. А за ней — свет». С ам а по себе эта тема значительна, но важнее контекст ее звучания. Это и печаль по оставленному прошлому: «В ответ пустырь заплачет за спиной...» Это и туман, поглощающий и тему две­ ри и тревожное ожидание: То откроется дверь, то закроется и в густые туманы зароется — не отыскать. М. Буш уева стремится вернуть жизнь знакам , образам, символам: «Мы вы­ шли из моря и в море уйдем, — из сим­ вола в символ...» Т ак преобразуются, оживают и философские абстракции, и обыденная реальность. Что побеждает в стихотворении «Окно сельского учите­ ля»: тяж еловатая метафора летящего в космосе окна или внезапно зазв у ч ав­ ш ая в стихотворении нежданная тема сельской ночи, осенней распутицы, оди­ ночества? Побеждает правда. Е. МИНИЯРОВ В а с и л ь е в с к и й Р. С., Р е з у н Д. Я. Летопись сибирских городов,— Новоси­ бирск: Кн. изд-во, 1989. Ми н е н к о Н. А. По старому Московскому тракту. — Новоси­ бирск: Кн. изд-во., 1990. Вряд ли много смысла в бесконечном повторении аксиомы о том, что народ должен зн ать и любить свою историю;