Сибирские Огни № 001 - 1991
— Держи. Чтоб через неделю как огурчик... Кощеева пристально осмотрела топтавшегося в коридоре Багана, не понимая, почему на нем все чулковское. Не сказав более ни слова, она закрыла дверь. «Конечно, лучше совсем без никого, — подумала вдова, — но нельзя, страшно одной, по ночам особливо. Вдруг что-ни будь, кто-нибудь там, первый этаж все-таки. А тут студент за стенкой книжками шелестит, учится день и ночь. Спокойнее с ним. Говорил, уедет скоро, как диплом получит. Надо взамен приискать такого же рослого». Кощеева поместилась в свое кресло и проворно зашевелила спицами. Вечером, угощая Чулкова чаем с баранками, Кощеева спросила: — Друг твой, что ж, своего надеть не имеет? — Солдат он. — Что-то раньше не заходил к тебе. Недавно, что ль, подру жился? — Сегодня. Кощеева даже ложечку уронила. — Да как же ты! Пять минут видишь человека и двадцать пять рублей ему тут же. На, друг, возьми! И одежду свою! Одна куртка рублей пятьдесят будет. Ну, Володька! Вдова в изумлении уставилась на студента. Чулкову стало непри ятно, он захотел ответить, что она вовсе не вдова, а скверная скупая старуха и потому в одиночестве кончает свою жизнь, но постыдился и сказал: — Вернется на той неделе и деньги привезет. — Да уж! — не унималась Кощеева. — Его-то прелые штаны и пятерки не стоят! Ох, Володька, и простой же ты. Он старье небось одел да вышел дурака поискать. И нашел! Чулков встал из-за стола. — Спасибо за чай, Марина Филипповна. Деньги я верну через неделю. Каждый вечер Кощеева интересовалась, не появился ли «дру жок». Ей казалось неестественным, что кто-то возьмет да и попросит совершенно незнакомого человека отдать ему свою одежду и деньги в придачу. А тот возьмет да и отдаст. Так не делают. А кто делает — дурак и простофиля и, вообще, вредный человек, потому как другим нормальным людям дурной пример подает и с панталыку сбивает. Баган приехал через три дня. Во вторник у подъезда скрипнул тормозами забрызганный грязью таксомотор. — Володя дома? — спросил Баган, вбегая в квартиру. Чулков был дома. — Все в порядке! — закричал Баган и бросился обниматься. Он быстро скинул пропахшую табаком и дорогой куртку, пере оделся и снова стал сержантом частей связи. — Значит, так: вот деньги, и вот... дай ручку. — Баган черкнул что-то на обороте фотографии. Потом записал на каком-то клочке чулковский адрес и спрятал в кармане. — Тебя на губу посадят за самоволку, — заметил Чулков, при нимая фото. Баган махнул рукой. — Пустяк! Через год демобилизуюсь и женюсь. На свадьбу по зову. Обязательно приезжай! Баган тряхнул ему руку и выбежал. — Ну вот! А вы говорили... — сказал Чулков торчавшей в две рях Кощеевой и засмеялся над ее оторопелым видом. Приятные воспоминания растрогали Чулкова. Он отложил фото графию. «Да, Баган... А на свадьбу все-таки не позвал». Через два дня Чулков съехал с квартиры. Кощеева нашла себе другого жильца, здоровенного акселерата-первокурсника: в октябре их много ходит у кооперативных домов, жилье ищут. Так что можно выбрать квартиранта по вкусу. Осень холодными слезами оплакивала
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2