Сибирские огни № 012 - 1990

своим Законом исключил для них всего-то на два года, из всей ог­ ромной предстоящей жизни, всякий личный интерес и возложил на каждого интерес только государственный. Но мама и здесь увидела полное слияние государственного инте­ реса с личным. Наблюдая с молчаливым неодобрением период опас­ ного безделья, она ждала от армии последних штрихов в заверше­ нии воспитания сына: через два года армия вернет ей выкованного из стали мужчину. То, что как-то мог еще выковать отец, недоступ­ но ей было по женской сути. И она, партийная мама, возлагала с полным доверием на армию роль отца. Только в октябре пришла повестка всерьез: явиться с вещами для следования к месту прохождения срочной службы. И безденеж­ ное безделье оправдалось, покрылось ею, как векселем, наконец, оп­ лаченным. И обволокла Васю неслышимая домашняя суета с готовностью Эльки и Моти мгновенно ловить его желания, и мама ходила вокруг, чуть виноватая за свое долгое неодобрение. Да и у него душа суети­ лась. ...И прозвенел звонок у двери, и вошла Надя... А он ведь поза­ был, что надо бы и с ней попрощаться, и появление ее сбило темп рассчитанных оставшихся суток. Надя прямиком прошла в его комнату, пропустила его^следом и сама закрыла дверь. Прохаживаясь в тесноте своей нервной, притан­ цовывающей походкой, изредка строго и мучительно взглядывая на Васю, она сказала: — Пойдем ко мне! Мы будем вдвоем. Я хочу перед твоим отъ­ ездом вся стать твоею, вся. Он следил за метаниями Нади, за этой красивой, желанной де­ вушкой, желающей обездолить себя. Он понимал, что ему прощаться легче, чем ей. Он порывал враз со всем прежним укладом жизни, со всеми дорогими людьми, и лишь в том числе с Надей. А она остава­ лась жить в том же укладе, но без Васи, с неутоляемой отныне тос­ кой... Надя металась перед ним как бесплотная Карла Доннер на экране, женщина не из нынешней его жизни, для которой в данный час формируется эшелон, оборудуется нарами на воинской площадке станции Новосибирск. Перед последними каникулами в прошлом году Надя говорила: «Прощай до осени, до десятого класса»... Вот и теперь, прощай до конца службы, ну не на два месяца, а на два года, велика ли разница. Он совершенно уверен в верности Нади, а в себе не хотел быть уверен, и ему мрачно было от отчаянной ее обречен­ ности. Он перехватил ее, обнял за плечи и забормотал какие-то клас­ сические слова, которые презирал, о том, что любовь проверится двухлетней разлукой. Надя опустилась на скрипнувший стул у столика, отвернулась спиной, глухо попросила: — Подари мне свою фотографию. О боже, эти девичьи церемонии! Это свойство тянуть и тянуть нелепые мучения! Да у него и фотографий не было, все их собирала мама себе в альбом. Он пошел в пустую мамину комнату, вынул альбом из шкафа. Их немного было, фотографий, кто там особенно снимал семью Мос­ калевых! Только что вот Валентина Викторовна мобилизовывала школьных фотолюбителей, чтобы оставить память по спектаклям. Вася взял себя в роли Жадова, с длинными, до плеч, кудрями, во фраке, с печальным, печальным взглядом расширенных глаз. Он уносил Наде эту память об актерской мечте, он выкрал у мамы час­ тицу самого себя. Надя уходила нехорошо, отяжеленно уходила, не обернувшись в дверях, уносила Васю с собой, в сумочке, а за спиной у нее Васи не было, не оставалось.