Сибирские огни № 012 - 1990
вокруг Нади, а больше другого и не было. Да и в несправедливости все они были не коварны, не затаенны, а ясны — чего, в конце кон цов, и добивался Вася от жизни. Ясность мышления — вот чем отличались советские старики, в том числе и учителя. Васе пока невдомек было, что в своей много трудной жизни, в ее трагедиях, они слишком часто просто отбрасы вали неясное, непонятное — вот и была ясность. Она не была ложью, а лишь ограниченностью упрощенных понятий. Все, как всегда, круто замешалось — и уроки, и Жадов, и лю бовь. Вася приходил к Наде с остатками актерской тоски, и она по полнялась в нем из тоскующих Надиных карих глаз. И непонятна была им обоим эта грусть таких пламенных встреч... И мягко цара палась Верочка Ушманова, которая ни с того, ни с сего приютилась в теплом уголочке сердца, как кошечка. И, возлагая на Надю свою неустойчивость, Вася не совсем шутливо спрашивал с улыбочкой: — А ты, случайно, не влюбилась там в своем новом окружении? Надя не принимала шуточки: враз охладев, отвечала с неждан ным раздражением: — Зачем мне такие глупости?.. Я как первая сказала, что люб лю тебя, так и люблю. Я ведь знаю, что всю жизнь буду любить. А ты не пугайся, я же ничего не требую от тебя. Если хочешь, тебе до этого и дела нет. Я себя связала, а не тебя. Но Васю все-таки испугала тяжелая серьезность этих слов, эта слишком ясная верность... Единственный, кажется, кто объяснил себе необъяснимые метания юности, был Федя Данилов. Стало ясно, почему в военкомате он сказал с тоской и отвращением: «Тьфу ты!» Дня три думали, что он болеет, потом староста класса Фильней спросил о нем у его ближайшего друга Миши Ляшкова. Миша, поту пившись, как девочка, то есть опустив глаза до уровня фильнеев- скои макушки, пробормотал, что не был у Феди, не знает. Фильней предложил ему вместе сходить после уроков. Сходили к Данилову Тодик и Галя. А на обратном пути несла их новость, будто ветер толкал в спину, напружинивал парус, эту новость невозможно было продержать до утра, до всеобщей встречи в классе, и попутно заносило их ко всем близживущим соклассни- кам... Феди и дома не было уже три дня. Пораженный отец объяс нил: «Он сказал, что допризывников на неделю забирают на подго товку, бельишко взял, ложку, кое-что из еды. Он вообще-то не врет никогда, а еще, вишь, заваруха какая, как не поверить?» ^Анна Андреевна, не теряя присутствия духа, связалась с мили цией. Был объявлен всесоюзный розыск Федора Данилова, семнад цати лет, коренастого, курносого, в лыжных брюках и куртке, в собачьей полудошке, — словно преступника. Отец хорошо знал сына и уверенно направил розыск: — Не иначе, на финскую войну убежал. Это, в конце концов, подтвердил и Миша Ляшков, стыдясь, крас нея, тупя повлажневшие глаза. Видно, скверно было ему от всего вместе: и что с другом не сбежал, обремененный малолетками с ма терью, и что скрыл от товарищей побег друга, и что все-таки выдал его. Оттого, что отныне имеется их представитель на войне, ребята вдруг стали красноармейцами гораздо прочувствованней, чем после военкоматского сбора. Прямолинейная армейская жизнь с подчинен ностью ясным и простым приказам, с обязанностью героизма влекла юные души, переутомленные многослойной, как гаструла, зависимо стью от родительско-учительского давления, равномерно длящегося Десять лет, изо дня в день, без перерывов и послаблений. — Станем красноармейцами, — солидно пошучивал Юрка, — и будем по Красному гулять с домработницами. А сложных десяти классниц по боку!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2