Сибирские огни № 012 - 1990

— Есть любовь в наши годы! Настоящая любовь! Васю несло с таким напором, будто он гипнотизировал Верочку. — Где это она? Где ты ее видел? — игнорируя гипноз, она спра­ шивала своим мягким, вкрадчивым голоском, словно подлаживалась под неразумного, и продолжала легко, продуманно: Поперебира- ем мальчиков, с годами выберем одного из десяти возможных. В десятку попадем, как в тире. Вот тогда и пойдет хорошая семейная жизнь с верной любовью. Васю взрывало такое циничное сужение Юркиной идеи о необ­ ходимости испытать себя пошире в школе. Оказывается, не себя ис­ пытать, а мальчиков. Перебрать, чтобы выбрать!.. Но, поди ж ты, сама порочность такой цели влекла к Верочке. Стыдно было самому в себе обнаружить хотение попасть под этот перебор... Как она там его производит? ...Мама очень любила стихи о любви, читала их вслух нежно и задумчиво, с полным приятием их истины, и нисколько не сопостав­ ляла их со своею несчастной жизнью, давно оставшейся без любви. В череде катаклизмов от революции до недавнего тридцать^седьмого года, в неразорванной цепи войн от гражданской до финской, любовь не успевала стать бытом и моралью, прижиться в семейном тепле, ее гнездо непрерывно разоряли, и она, в конце концов, оторвалась от земли, витала отдельно от жизни, как остров Лапута в «Гулливе­ ре»... Ничего такого Вася и близко не думал, и маму не вспомнил в морозной горячке рядом с Верочкой, и мутную неразобранность юных душ не чувствовал, наоборот, ощущал в своей уже какой-то порядок убеждений. За свои семнадцать лет он просто надышался воздухом своей эпохи. Хватаешь ведь ртом тот воздух, какой есть, чтобы только дышать, хоть пыльный, хоть загазованный, если дру­ гого не дано. — Ой, ты, оказывается, ревнивый какой! — с трудом растяги­ вая в улыбке закоченевшие губки, сказала Верочка, останавливаясь возле своего дома. — Ну давай побежим, а то мочи нет стоять. В эти дни Вася репетировал Жадова, перелагал на собственную душу его унижаемую, но упорную и беспорочную любовь. Над Василием Москалевым ну прямо-таки стояло знамение: из­ вестно, что Мотыльков был тоже Василий, но и Жадова звали Васи­ лий Николаевич. Как будто Москалев проигрывал в жизни варианты самого себя. Полину репетировала Зоя, прошлогодняя Смеральдина, с округ­ лыми щечками, не подходящими для итальянки, но теперь такими уместными для наивной русской девушки. Но вот уж кто на сцене перерождался во взрослую, так это Га­ ля Иванок. Она непостижимо уходила в свое будущее, сидела в кресле перед стоящим Жадовым и заставляла забыть себя повсе­ дневную. Васе легче доставалась его роль, потому что выкрики Жадова против взяточников, его стойкость против зла вполне допускали ком­ сомольские интонации: — Но, во всяком случае, как бы жизнь ни была горька, я не уступлю даже миллионной доли тех убеждений, которыми я обязан воспитанию. Василий Жадов опровергал злорадные предсказания Юсова о грозящей ему нищенской жизни: — Это обыкновенная манера стариков разочаровывать молодых людей: представлять им все в черном свете. Эмоциональность этой фразы сама собой наполнялась у Моска­ лева злыми предупреждениями Агнессы, иваногрозновскими глазами мамы, сухой отповедью директрисы по поводу разрыва с Верой Стрельцовой, весь черный свет взрослой несправедливости крутился 66