Сибирские огни № 012 - 1990

Гришка^ в восторге от твоих манер в вашем высшем полусве­ те, — с нервной усмешкой говорила позже ему Надя. — Чем ты по­ корил там сердца? Ничего особенного, — с досадой от стыда перед Надей, но подотчетно, словно перед Мотей, бурчал Вася. — Мамаша Нищенки- на ханжа и без юмора. Вот и оставь тебя одного с твоим юмором! Не оставляй! — Вася действительно испытывал нужду в том, чтобы она никуда не пускала его и ничего не разрешала. Он прижухнул под Надиным щитом с детской верой, живущей в каждом до последнего дня старости, в то, что, авось, пронесет... Но Агнесса Марковна после третьего — своего — урока не ушла в учительскую, а приказала: Москалев, задержись на перемене. Этот двусмысленный речевой оборот, поощряющий, строго гово- воря, побегать еще и после звонка на урок, Вася перевел на точный язык и опустился на свое место за партой. Классная руководитель­ ница молчала, ожидая, пока все выйдут... Как будешь дальше? — нежестко спросила Агнесса Марков­ на и прислушалась к ответу, который, однако, не последовал, и тогда голос ее отвердел: — Я тебе не заметила твой прогул, думала — сам постыдишься. Но вслед ты хулиганил у Нищенкиной, пока­ зал еще одну сторону. Сегодня получил тройку — это сигнал беды. Я не хулиганил, — раздувая с некоторой натугой в себе воз­ мущение, привязался лишь к спорному пункту Москалев, обходя два других бесспорных. — Помолчи! Ты падаешь и не хочешь уцепиться. А тебя видит весь класс, вся школа. Никогда не предполагала, что придется наш класс остерегать от тебя... Я не имею силы что-то сделать с тобой. Я пойду к твоей маме и буду с ней советоваться. — Оставьте в покое маму, — взорвался он уже без всякого на­ игрыша, защищая не себя, а маму, от всей этой мелочовки, от судо­ рожных ее покашливаний в перехваченном горле. — Чего вам да­ лась моя мама? Я взрослый человек, я комсомолец, я сам отвечаю за себя! Я не могу разговаривать с вами в детском тоне, я не хочу этих детских разговоров со мной! Он со стуком откинул крышку, запихнул в портфель тетрадки, учебник, ручку, выстрелил щелкнувшим замком и бросился вон по коридору, отталкивая кого-то портфелем, не отвечая на оклики, не желая, чтобы его задержали, урезонили, остудили. Кончилось все, конечно, комитетом ВЛКСМ. Он сидел не в сто­ ронке, не выставленный на обозрение, потому что сам был членом комитета, а, как всегда, рядом с Баландиным, теснимый его локтем. Но все равно он был на тех же правах, вернее, в том же бесправии, как и не столь давно Валерий Бардин, и ждал сегодня «хулигэн» Москалев словно бы возмездия за неправедное свое обличение Валер­ ки. Вера Стрельцова сидела за учительским столиком, лицом ко всем остальным, и избегала встречаться взглядом с Москалевым. Только ему и ей было понятно, как она боится, чтобы не сочли это заседа­ ние возмездием за поруганную любовь. Васе было погано оттого, что по его вине ей приходится мучиться, выбирать тон и колебаться в решении. Если не на маму обрушились его пошлости, так ни за что, ни про что — на Веру. А Галька Иванок ну прямо с цепи сорвалась: — Он должен отвечать за Надю, поднимать ее, а он опустился ниже ее. Он опустился до ее папы! Вася с изумлением оглянулся разок на Галю, а больше и не ре­ шался. Ее черные глаза, и без того жгучие, прямо прожигали, как световая точка от солнца в фокусе лупы... При чем тут Надя, если и не была вовсе на тех именинах?!