Сибирские огни № 012 - 1990
Вася такой книжный был мальчик, что идеал женской красоты выработался в^ нем не столько по приглядыванию к жизни, сколько по гоголевской Катерине, по Анне Карениной, по Карле Доннер и по репродукциям великих художников — от обнаженной Спящей Вене ры Джорджоне до сокрывшей не только тело, но и лицо в тени от шляпки Неизвестной Крамского. Слова Юркиной мамы, что девчон ки в классе красивей всяких заграничных «Карлов», запомнились, однако не сместили идеала в школьную реальность. Правда, ни сколько не уступала классическим портретам грузноватая красота Агнессы Марковны, но она волновала мальчишек меньше, чем кар тинки. Да и то ее красота выявлялась лишь на праздничных вече рах, в нарядном платье, а так-то она не замечалась в повседневной жакетке и в дробных мелочах уроков. Впрочем, у Васи доставало проницательности понять, что самые красивые женщины изображе ны классиками в наиболее эффектном антураже, а не в бытовой тусклости; художники оттеняли красоту натуры, усиливали, навя зывали ее зрителю. Он нашел в Наде сходство со Спящей Венерой — в нежном, удлиненном абрисе лица, в красивом очерке губ... Но, главное, на этом сходство и кончалось: у Венеры слишком крупный нос как бы обвисал вдоль лица, и тяжелые, словно раковины, веки прикры вали глаза, как крышечки. Надя несомненно была красивей — и нос, и веки, а оттого и все лицо было легче, изящней. Со стыдливым мальчишеским вожделением он, касавшийся пока лишь девичьих рук, да щек, да губ, смотрел на длинное тело Венеры, а сам недав ней памятью рук ощущал сквозь платье живую, подвижную, теп лую спину Нади. Новогодняя ночь — праздник семейный, когда елочки всех раз меров со свечами или гирляндами лампочек собирают вокруг себя родню. Но москалевская квартира, одна из немногих, наоборот, пу стела. Да и родни другой не было в Новосибирске, кроме них, троих Москалевых. Мама с давних пор водила детей на редакционные капустники, она обожала фейерверк эпиграмм, шаржей, сабельный перезвон ост рот, на которые так щедры быстрые на язык журналисты. Долго потом скрашивали ей жизнь запомнившиеся шутки коллег, и она, повторяя их, счастливо улыбалась. И Васе нравились эти вечера,' где можно было посмеяться вдоволь, завидуя мгновенной реакции на^ слово. А Элька вообще цвела, потому что за ней, пятнадцатилет ней, привлекательно долговязой, всерьез ухаживали молодые лит- сотрудники и поэты. Мотя тоже уходила из дому в такую ночь, у нее-то, коренной чалдонки, помаленьку набежало в город немало родни из недальней деревни. Мама давно перестала баловать новогодними подарками своих выросших детей, а вот Линке дарила какое-нибудь платьице да еще помогала наряжать ее, доставая из-под кровати, из старинного сун дучка, атласные, расшитые яркими цветами малороссийские ленты, сохраненные с дореволюционной юности. — Подь-ка ты, Лида Александровна, — выражала якобы недо вольство Мотя на самых ласковых тонах своего ворчливого голоса, — каку-то куклу из девчонки сгоношила. А хорошенькая Линка, уже что-то соображавшая, охорашива лась и попискивала с восторгом. Подобные приготовления в семье предшествовали и теперешней первой ночи тысяча девятьсот тридцать девятого года, только впер вые расходились не на две, а на три стороны: Вася откалывался от родни. Мама не возражала, сознавая, по-видимому, что неловко уже водить за собой взрослого сына как недоросДя. Она не уточняла, ку да именно собрался Вася, удовлетворясь приблизительной информа- 36
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2