Сибирские огни № 012 - 1990

поднялась незабытой тоскою, слабым, глухим отзвуком давнего от­ чаянья... Когда он узнал об аресте отца, у него не стало сил, чтобы вздохом раздвинуть грудную клетку. Он молчал под испуганным взглядом мамы и сестры, молчал, пока не остался один в своей ком­ нате. И тогда с тихим воем, зажав ладонью рот, повалился на пол. Он стукался затылком о глухие доски, и не было больно, и ничего не заглушалось, он в прохладный, твердый пол вдавливал дрожа­ щий подбородок, чтобы не закричать в голос... Он знал уже прежде, что такие, как отец, о т т у д а не возвращаются... В воскресенье Надя, как говорится у классиков, нанесла ответ­ ный визит, скорее деловой визит, чем любовное свидание: просто- напросто захотела впервые в жизни искупаться в ванне. Ванны были редкостью даже в центре города. Не имелось их ни у Нади в тесном профсоюзном доме, ни у Гришки в цивилизованной избе, ни у Баландина в кирпично-деревянной двухэтажке, ни у Ве­ ры в казенном домишке, не говоря уже о Данилове и Ляшкове. Во всем классе только Москалевы да Фильнеи обладали этой высшей мерой благоустройства. Весь город ходил в бани, и самые популяр­ ные из них назывались, как все равно в Москве, не по номерам, а по именам: Федоровская, Логовская. Вася готовился к такому визиту не столько лирически, сколько ответственно. Обстановка вроде бы благоприятствовала, толчеи дома не было, Мотя с Линкой ушли в гости в свой законный выходной день, Элька до вечера закатилась к подругам, а мама неслышимо лежала у себя в комнате, наслаждаясь полной тишиной. Надя вошла не то чтобы робко — жизнь научила ее не очень-то считаться с таким фактором, как родители, — но все же вопроси­ тельно, отдаваясь под Васину защиту. В прихожей, перед маминой дверью, интимной тяги не возникло, словно чувства сами знали, какие условия им нужны. Конечно, мама уже поняла, что пришла посторонняя девочка, уже насторожилась, нарушила сама себе без­ мятежность. И Вася разозлился на эту помеху, на эти невидимые мамины мелкие страдания. Потом он сидел за книгой в своей комнате, к которой примыка­ ла ванная. Из-за добротной стены не доносилось ни звука, ни всплес­ ка. А он витал не внутри, не среди испарений теплой воды, затума­ нивших Надю, а во вне, вокруг стен, как сторожевой пес, весь обра­ щенный на защиту даже и без надобности. Надя вернулась нежно-розовая, неприкасаемая и, притворив за собой дверь, сразу потянулась к его губам, И неприкасаемое стало прикасаемым, он сжимал, гладил живую, теплую ткань платья, под которым было тело, вбирал в себя влажные губы. Он не думал о близости мамы, само собой разумелось, что она ни за что не войдет сюда, это было абсолютно исключено по ее характеру, по невыска­ занным никогда, но утвержденным в семье нормам. Они разомкнулись, и Надя внезапно застыдилась, склонила ли­ цо над книгой на столе и спросила надрывно: — Ты что читаешь? Он же не чувствовал стыдливости, а лишь обожал ее всеми оста­ точными ощущениями на губах и руках. И вопрос о внеклассном чтении игнорировал. Когда щелкнул замок за Надей, тотчас открылась мамина дверь, переменив, без передыха для Васи, женские фигуры в кори­ доре. Светлые глаза мамы были белыми, как у репинского Ивана Грозного. Боже, как она умела переживать пустяки! — Кто у тебя была? — враждебно спросила она. — Новая наша соклассница Надя Лутонина. — Она что, купалась у нас? — Да. Мама говорила, мелко откашливаясь, как всегда во гневе, будто спазмы пробегали по горлу: