Сибирские огни № 012 - 1990

согнется, словно от боли — как-то так. Но с животом у него, думаю, порядок — лежал-то он с сердчишком. Как ни гляну, веришь, — опять. Все словно какое-то единствен­ но удобное для него положение выбирает и выбрать никак не мо­ жет... Но что меня смутило — его глаза! Бывает, знаешь: поймаешь случайно взгляд и неожиданно для себя столько увидишь!.. Оно не передашь так просто, ч т о ты уви­ дел, но вот ощущение какой-то очень глубокой тайны, к которой ты вдруг прикоснулся, отзовется в тебе чуть ли не ознобом... И тут так. А если все-таки попробовать описать это... Страдаю­ щие у него были глаза! Мука в них стояла, как говорится, смертная. И в то же время во взгляде у него привиделось мне вдруг что-то механическое. Как бы не человек сидел рядом со мною, а некая очень хитро устроенная кукла — ну, до того на живого человека по­ хожая, ну — до того!.. Вот это-то жуткое сходство вдруг меня и встревожило... Говорим, бывает: гипноз. И подразумевается при этом воздей­ ствие чего-то не только живого, но даже как бы самой его загадоч­ ной сущности, ведь так? А тут на меня таким неживым дохнуло, таким холодным... Ну, нежить, да и все — нежить! Недаром же я тебе — про озноб. Даже плечами передернул, скорость переключил — словно кто меня толкнул под руку. Он вдруг хрипло так шепчет мне, Палтусов: — Давайте, дорогой товарищ, давайте!.. Боюсь — не дотяну я! И в голосе тоже — что-то такое... Как бы из синтезатора голос, прочно соединившего живое с мертвым. А у меня странное такое ощущение: вижу себя со стороны, за­ мечаю, что под чужую власть попал, под чью-то волю, и она как бы ненастоящая, отчасти, даже самим мною придуманная... Тьфу! — и нет ее, чужой воли. А освободиться от нее нет сил — ну, нет! Из каких-то уже совсем забытых глубин в голову вдруг тревож­ ное пришло: «Не знаю с л о в а ? » И как бы краем сознания тут же и смекаю, что речь нешуточ­ ную веду: не о том «заветном» слове, в которое веришь в детстве... Нет — о том, которое, и в самом деле, имело великое значение во времена д е т с т в а ч е л о в е ч е с т в а — служило ему и опорою, и защитой. Было ведь оно, общее наше человеческое детство? Давно ли прошло?.. Да и — прошло ли? — Еще, товарищ, нажми! — шепчет Палтусов. — Мне бы не хотелось тут... Помереть? — думаю. — Еще чего, действительно, не хватало!.. Что ему — совсем плохо? Онищенко руку мне положил на плечо: будто все, что я пони­ маю, понимал тоже и хотел сказать мне об этом и поддержать. Я же говорил тебе: он многому научился. Душевному, знаешь. Человече­ скому. По нашим почти нечеловеческим — по всей-то стране! — общажкам. Но что я по руке понял: не только поддержать хочет, но как бы заодно и подзарядиться от меня... То есть примерно вот что он мне хотел сказать: «Оба мы в чужой власти, да. Но ничего, браточек, мы — рядом, мы — перебьемся... Не впервой нам — не пропадем!» Старик вдруг затряс головой, задергался, как-то странно стал извиваться. Левая рука резко вскинулась и тут же беспомощно опа­ ла, то же самое случилось и с правой. Обе ноги подрагивали — все сильней и сильней... И снова он разом сник и не то чтобы в размерах уменьшился — пожалуй, стал площе: будто из него, как из футбольного мяча, воз­ дух выпустили... Такой никудышный сделался — казалось, оста