Сибирские огни № 012 - 1990
ОШИБКА Ж. СОРЕЛЯ За какие-то 10—15 лет в чрево кита угодили философия, искусство, ждало своего часа естествознание. В отличие от библейского Ионы, они не избежали процесса пищеварения: вместо «любви к мудрости» — близнецы-дауны «ди амат» и «истмат»; вот «социалистиче ский реализм», а рядышком — «мичу ринская биология». Ветхозаветные об разы вообще не всегда уместны, и я предлагаю назвать эту духовную кон струкцию «тоталитарной политической идеологией». Тоталитарной — по точно му смыслу слова: она претендовала — и отнюдь не без оснований — на охват всего общественного сознания в целом. Политической — потому что она не только обслуживала власть, но и была замкнута на важнейший механизм вла сти — партию. Сознаюсь, определение мне самому кажется уязвимым. Но не спорить же сейчас о словах. Суть про ста — верить и безоговорочно выпол нять все решения, вынесенные «умом, честью и совестью эпохи». Таков един ственный — зато общедоступный — спо соб стать умным и честным, справедли вым и мудрым. В этом пункте нам от крывается степень исторической про зорливости Ж. Сореля — и его фаталь ная ошибка. Тоталитарная политиче ская идеология напоминает мифологию даже внешне, своим символическим ря дом. Творению мира предшествовал ха ос (а чем же иным был капитализм — неупорядоченный, лишенный внутрен него смысла эксплуататорский строй?) Посредством катаклизма — социалисти ческой революции — мир извлекается из небытия: новое небо, новая земля, новый человек. Свершив свое дело, ве ликий Кронос (Ленин) обретает покой. Ему наследует стальной громовержец, светлый бог, вступающий в великую и последнюю борьбу с богом темным — Троцким. (Как ни увлекательно дальше накручивать аналогии, воздержусь). На лицо и внутреннее, функциональное сходство. Подобно мифу, тоталитарная политическая идеология не столько объ ясняет и предсказывает, сколько пред писывает. В обоих случаях понять — значит, в первую очередь, усвоить усло вия выполнения определенных норм поведения (а не условия истинности или ложности высказываний, как это быва ет в науке). И однако же, есть вопиющее несход ство, подмеченное еще Дж. Оруэллом: тоталитарная политическая идеология динамична. Слишком легко небожители переводятся в разряд демонов (доста точно упомянуть о карьере Ягоды — и о ее финале). Слишком подвижны сами предписываемые нормы (только необ ходимое для партийца отношение к гит леровскому фашизму менялось дважды _ оба раза в одночасье). Миф по своей природе вне времени. Здесь— сплошная сиюминутность, диктуемая политиче- ской конъюнктурой. Приведу пример. Важнейшим элементом идеологической конструкции, которую вплоть до 1928 г. доминировавшая в партии группа про тивопоставляла троцкистам и «новой оппозиции», была «новая экономическая политика». Не только Бухариным, но и Сталиным она была возведена почти что в догмат. Едва ли стоит вдаваться в перипетии кризиса хлебозаготовок, достаточно сказать — ситуация измени лась, возникли новые задачи. И вот в знаменитой речи на конференции аг- рарников-марксистов Генеральный сек ретарь сообщает: «...Если мы придержи ваемся нэпа, то потому, что она служит делу социализма (т. е. делу ВКП(б). — Г. Г.). А когда она перестанет служить делу социализма, мы ее отбросим к чер ту»118. На защиту новой установки сра зу привлекается «социалистическая на ука», и тут Иосиф Виссарионович счел возможным вступить в пререкания с самим Энгельсом. «Можно ли сказать, что у нас, в СССР, имеется такое же положение? — вопрошает Сталин, про цитировав «Крестьянский вопрос». — Нет, нельзя этого сказать. Нельзя, так как у нас нет частной собственности на землю, приковывающей крестьянина к его индивидуальному хозяйству. Нель зя, так как у нас имеется национализа ция земли, облегчающая дело перехода индивидуального крестьянина на рель сы коллективизма»119. Читаешь — и складывается ощущение, что «корифей науки» свалился с богдановского социа листического Марса: настолько некон кретны, надуманны аргументы. Возра зить было нетрудно. Возразить было не возможно — это показала первая же попытка Бухарина отстоять свои взгля ды на Объединенном Пленуме ЦК и ЦКК в апреле 1929 г. Ибо в ответной речи Сталина подчеркивается не столь ко теоретическая, сколько моральная неправота оппонента: «Бухарин любил говорить о лойяльности, о честности, но почему он не попытается взглянуть на себя и спросить себя: не нарушает ли он самым нечестным образом эле ментарные требования лойяльности в отношении своего ЦК, ведя закулисные переговоры с троцкистами против сво его ЦК и предавая таким образом свой ЦК?»120. КОГДА ЛОЖЬ СТАНОВИТСЯ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ Есть нечто парадоксальное в догма тизме позднейших единомышленников Сталина. Сам-то он догматиком не был. Теория продолжала развиваться в точ ном соответствии с рецептом Энгельса _ исходя из «фактов» и «процессов». В том числе судебных. При этом нередко сотрясались основы. По-новому был ре шен, например, фундаментальный во прос о судьбе государства. «Разве не удивительно, — в характерной своей манере формулирует проблему Сталин,— что о шпионской и заговорщической де ятельности верхушки троцкистов и бу- харинцев узнали мы лишь в последнее
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2