Сибирские огни № 012 - 1990
какое-нибудь «особое право». Бдитель ность и еще раз бдительность: к «чело веку» с заведомо плотоядными намере ниями подбирается «грубый комму низм», для которого «общность есть лишь общность труда и равенство зара ботной платы, выплачиваемой общин ным капиталом, общиной как всеобщим капиталистом»31. И тут-то очень кстати оказывается идея «упразднения труда». Не будет труда — не будет пролетариа та, вряд ли это нуждается в разъясне ниях. А стало быть, никто уже не ухит рится увековечить свои сословные осо бенности в отчужденных формах гос подства и подчинения. Рабочих не бу дет, им на смену придут люди. Все логично. Но я предвижу, что глав ное недоумение читателя не устранено. А чем, простите, будет питаться «воз рожденный человек»? Это ведь только птичка божия не знает ни заботы, ни труда. Люди испокон веков добывали пропитание в поте лица своего. Как же так — взять да и упразднить? Пафос вопроса разделяю. Помочь ничем не мо гу. И не рекомендую обращаться к спе циалистам по столоверчению: дух вож дя выдаст что-нибудь невразумитель ное, а то и вовсе с трудом переводимую игру слов. Пролетарский поэт (по дру гой версии, попутчик) Маяковский на блюдал некогда воочию сцену посмерт ного Марксова гнева: раскроет рот, да как заорет... Обижаться не стоит. В об- щем-то, Маркс прав в своей тяжбе с нашим здравым смыслом. Рассказать, как конкретно будет упразднен труд, — значит определенным образом обосновать тезис. Дело, однако, в том, что на заре своей потрясающей карье ры Маркс применял совершенно другой способ обоснования. Потирая руки и радостно хихикая, я констатирую: читатель попался в ло вушку. Где же вы, товарищи, раньше были со своими недоумениями? Поче му молчали, когда с подачи Маркса я живописал вам уничтожение частной собственности. Конечно, мы-то с вами семьдесят с хвостиком лет только этим и занимались. Дело привычное. Однако для среднестатистического гражданина первой половины прошлого века — что бы уж не говорить о классово созна тельных рабочих, которых было крайне мало, — намерение уничтожить част ную собственность звучало так же странно, как для нас — «упразднение труда». Жизненный опыт — упрямая вещь, а тут еще воспитание: римское право, Кодекс Наполеона... Куда там. На то они и филистеры. Маркса же вол новало не столько как, сколько зачем. Возьмем фундаментальное для «Эконо- мическо-философских рукописей» поня тие — «отчуждение». У Гегеля оно но сило нейтральный и по-своему строгий смысл. Маркс делает «отчуждение» многозначным — это и утрата контроля над плодами собственной деятельности, и отстраненность между людьми, и пу стая растрата творческого потенциала, а если идти дальше — беспомощность, бессмыслица, анормальность, одиноче ство, самоотстранение32. Весь негатив человеческого существования собирает ся под одной категориальной крышей, и тогда оказывается, что отчуждение — синоним абсолютного зла. Бок о бок с ним кривляются гадкие демоны —част ная собственность и труд (а также госу дарство). И если допустить, что путь наш пролегает к добру, — Маркс же ис ходил именно из этого естественного для морализирующей критики допуще ния, — то в грядущей битве цитадель зла падет. Такова цель. Средства ее до стижения — это отдельная и вторичная проблема. Подобный способ обоснования социальной теории называется ценност но-нормативным. Разыгранный мною, но, надеюсь, уже отошедший читатель легко заметит, что здесь не обходится без веры. В трудах самого первого учи теля Маркса — Канта — вера рассмат ривается как позиция разума, не нуж дающегося в лишних разбирательствах для принятия недоказуемых, но необхо димых для обоснования нравственного императива вещей. Второй и главный учитель — Гегель — понимал веру как пропедевтику истинной философии. И то, и другое в раннем марксизме при сутствует, пользуясь его собственным языком, «в снятом виде». НЕЧТО О ФРЕНОЛОГИИ Не пройдет и двух лет, как в совмест ном сочинении «Немецкая идеология» Маркс и Энгельс объявят все младоге гельянское движение — включая сюда и Фейербаха — «философским шарла танством», а сами широковещательно присоединятся к «одной-единственной науке, ^науке истории»33. Это — реши тельный разрыв с прошлым. Попытаем ся понять его мотивы. Маркс был не первым и не последним мыслителем вступившим на философское поприще с благой целью осмыслить проблемы че ловеческого существования и наметить пути к их решению. Но, выполнив в первом приближении эту задачу, он об наружил: умозрительная идея не спе шила становиться материальной си лой. «Философы лишь различным обра зом объясняли мир, но дело заключает ся в том, чтобы изменить его»34. Глав ную роль в надвигающейся драме сце нарист отвел пролетариату. И если да же соловья не накормишь баснями о «родовой, общественной сущности» то тем более нуждался в калорийной ’ ин теллектуальной пище авангард всех уг нетенных. Ему предстояла большая ра бота. Речь, как некогда, шла о семи хлебах. Тут-то на подмогу Марксу и пришла «наука». ' -------- ' - ' г - 1 п а д возмутитесь вы. Не спешите с вывода ми. Я объяснюсь. Разумеется, нет ника ких оснований отрицать за многими из построении Маркса право на подлинную научность.^Больше того, он был одним из крупнейших ученых своего века. Од нако в данном случае наука интересует нас не сама по себе. Гораздо важнее отношение к ней современников Марк са — то, что иногда называют социо
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2