Сибирские огни № 012 - 1990
пагандист Герман Криге. Он проповедо вал любовь. Не в духе позднейшей тео рии «стакана воды», конечно, а фило софски отвлеченно-социальную; судите сами: «Что представляет собой это го рячее излияние любви, эта готовность приносить себя в жертву всем, это бо жественное стремление к общности, — что это такое, как не сокровеннейшая религия коммунистов, которой не хва тает только соответствующего внешнего мира, чтобы она могла найти свое вы ражение во всей полноте человеческой жизни»13. Эти выступления вызвали не который интерес у возглавлявших тогда Брюссельский коммунистический кор респондентский пункт Маркса и Эн гельса, — и нельзя сказать, что их вни мание было благосклонным. За океан пошел грозный циркуляр, один из глав ных выводов в котором звучцт следую щим образом: «Вера, а именно вера в «святой дух общности», — это то, в чем коммунизм меньше всего нуждается для своего осуществления»14. Не без участия своих критиков коммунистиче ский миссионер ушел в политическое небытие, а спустя пару лет красное знамя европейской революции прочно сжимали в своих руках Маркс и Эн гельс. Уместно напомнить, что на зна мени было написано: «Научный комму низм». «Редко можно найти человека, кото рый бы так много знал и читал, и читал так умно, как г. Маркс»,—заметил М. А. Бакунин. Это — свидетельство врага, тем более ценное, что несколькими строками выше мы читаем: «Нет такой лжи, клеветы, которой бы он не был способен выдумать и распространить против того, кто имел несчастие возбу дить его ревность или, что все равно, его ненависть»16. Что говорить о друзьях и соратниках? В речи на Хайгетском кладбище 17 марта 1883 г. Энгельс, пе речислив сделанные Марксом открытия в разных отраслях знания — «а таких областей было очень много, и ни одной из них он не занимался поверхностно», — подводит черту: «Таков был этот муж науки»16. Наконец, именно «му жем науки» сознавал себя сам Маркс. Наряду с Дюркгеймом и М. Вебером, Маркс считается одним из «трех китов» современной социологии. Велико его воздействие на политическую науку (которую у нас почему-то предпочита ют называть «политологией»). Не будь «Капитала», совсем иначе выглядела бы сегодня и экономическая наука. Уже в 80-е годы страницы западной печати обошел призыв: «Отобрать Маркса у марксистов!» Сказано — сделано, и, на пример, модную концепцию информа ционного общества трудно себе пред ставить без позаимствованного у Марк са технологического детерминизма. Так-то оно так. Но послушаем, что дальше говорит Энгельс: «Таков был этот муж науки. Но это в нем было да леко не главным. Наука была для Маркса исторически движущей, рево люционной силой... Ибо Маркс был пре жде всего революционер. Принимать тем или иным образом участие в ни спровержении капиталистического об щества и созданных им государствен ных учреждений, участвовать в деле освобождения современного пролетариа та, которому он впервые дал сознание его собственного положения и его по требностей, сознание условий его осво бождения, — вот что в действительно сти было его жизненным призванием. Его стихией была борьба»17. Едва ли стоит следовать лукавым советам Эп штейна. Доверимся старому, доброму «другу Фреду». А между тем из его по минального слова неопровержимо сле дует — наука для Маркса была не бо лее чем средством. Цель — «ниспровер жение капиталистического общества», «освобождение пролетариата». Наша за дача состоит теперь в том, чтобы выяс нить природу этой цели. Но прежде — когда и при каких обстоятельствах она впервые была сформулирована? Как доверительно сообщает доброже латель под псевдонимом «Институт Маркса —Энгельса — Ленина — Стали на при ЦК КПСС» в предисловии к пер вому тому сочинений «основоположни ков», «особо важное значение имеет опубликованная в «Немецко-француз ском ежегоднике» работа Маркса «К критике гегелевской философии права. Введение». В этой работе Маркс впер вые указывает на пролетариат как на ту общественную силу, которая способ на осуществить социалистическую ре волюцию»18. Коротко и ясно, как и по добало высказываться в эпоху «Крат кого курса». Оригинальный текст наро чито темен: «В чем же... заключается положительная возможность немецкой эмансипации? Ответ: в образовании класса, скованного радикальными цепя ми, такого класса гражданского обще ства, который не есть класс граждан ского общества; такого сословия, кото рое являет собой разложение всех со словий; такой сферы, которая имеет универсальный характер вследствие ее универсальных страданий и не притя зает ни на какое особое право, ибо над ней тяготеет не особое бесправие, а бес правие вообще, которая уже не может ссылаться на историческое право, а только лишь на человеческое право, ко торая находится не в одностороннем противоречии с последствиями, вытека ющими из немецкого государственного строя, а во всестороннем противоречии с его предпосылками; такой сферы, на конец, которая не может себя эманси пировать, не эмансипируя себя от всех других сфер общества и не эмансипи руя, вместе с этим, все другие сферы общества, — одним словом, такой сфе ры, которая представляет собой полную утрату человека и, следовательно, мо жет возродить себя лишь путем полно го возрождения человека»19. Я прошу читателя простить меня за столь пространное цитирование. В об- щем-то, нетрудно понять, что «класс, скованный радикальными цепями» — это пролетариат. Объяснимо (например, «по Буртину») и то, что сейчас он ни чем уже не напоминает нарисованный Марксом кошмарный портрет. Но да вайте посмотрим, имел ли «муж науки»
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2