Сибирские огни № 011 - 1990
Но самым близким другом был все-таки Юрка Баландин. Его громкоголосая мама Александра Михайловна, со всклокоченными седыми кудрями, с дымящейся папиросой между пальцами, охотно ввязывалась в ребячьи споры, а потом сама же и обрезала их : Ну, вы чего-то надоели мне, парнишки. Разбегайтесь домаш ние задания учить! ^ нац.всеГ|П'а обращалась к ним как к единой личности. Чего это вы сегодня встрепанные? — спрашивала она низ ким, прокуренным голосом, хотя встрепанным в этот момент был лишь один Вася. Все пуговицы пооборвали как вахлаки, — преувеличивала она отсутствие одной пуговицы на вороте только у Юрки. Александра Михайловна была журналистка, так же, как и Юр кин отчим Павел Иванович, маленький, сухонький человек, на пол торы головы ниже и супруги, и пасынка. Происходил он из Костро мы и, несмотря на интеллигентскую школу своей жизни, на высшее соразование, на то, что с гражданской войны живет в Сибири, кост ромской булькающий говор был у него неистребим. Горький где-то писал, что у волжан в произношении — круглое «о». А у костром ских, можно сказать, — острое «о», вытянутое почти до «у»* да еще они выпускают некоторые гласные, и, например, слово «говорят» получалось у Павла Ивановича — «гуврят». Этим он напоминал сельского мужичка, какими их показывают в кино. Александра Михайловна, послушав суждения ребят о «Большом вальсе», не опустилась до спора, а поднялась до пафоса: Ишь, заразились заокеанской примадонной! Да вы к своим девчонкам приглядитесь. Они красивее всяких заграничных Карлов. Но Павел Иванович пустился размышлять всерьез ~ “ Рублем? не нр’стая, - забулькал он. - Возьмем нашу Любовь Орлову («Урлову», — произносил он). В «Веселых ребятах» она блистательна, когда в конце выходит в бальном платье, во всей своей женской красе. — Вот и пусть влюбляются в Любовь Орлову, — проворчала Александра Михаиловна, с пренебрежением отключаясь от начав шейся мужской трепотни о сравнительных женских достоинствах. А Вася и в Любовь Орлову был влюблен. Но что-то, непонятно — что, мешало отдать ей первенство. Он ухватился за словечко Пав ла Ивановича: — В конце! Вот именно — в конце! А Карла Доннер — от на чала до конца. Очень просто, — заметил Юрка меланхолически. — Сказка о гадком утенке. Вот именно! — Теперь Павел Иванович ухватился за Юрки- но слово. — Это комедия у нас народная, с хитрецой. Вася с напряжением ума уже ловил, определял свое отношение к Любови Орловой. В последних кадрах она не менее прекрасна, чем Карла Доннер, но на протяжении всего фильма она простецкая, сниженная, и это потом навязчиво накладывается на ее триумфаль ный облик; уже не могут забыться ни жидкие косички, ни нелепые юбки, ни тяжелые башмаки, в которых тощими кажутся ноги. Что-то в этом роде Вася пытался выразить вслух. — Вот-вот, — в лад размышлял Павел Иванович. — Фильм пруп’гандирует общедоступность быть красивой, пр’цесс обретения собственной красоты. — Отец, ты мудрый! — возгласил Юрка. — Мудрый, мудрый! — подхватил восхищенный Вася. — С утверждением красоты всех обыкновенных девчонок п’шла в мир наша советская звезда экрана, — вполне довольный собой подытожил Павел Иванович, сам, возможно, только что пришедший к этой мысли.—А Карла Доннер статуарна.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2