Сибирские огни № 011 - 1990

судьба распорядилась так, что и отца не стало. Всякое у нас с маче­ хой случалось, чего уж грех на душу брать, но хорошее с годами просеивалось, как чистая мука через сито, все отруби в стороне ос­ тавались, а в памяти, как на выскобленном столе, — белая горка. С каждым годом, наверное, потому, что становлюсь старше и худо-бед­ но умнею, она все дороже мне, просеянная моя память, как и сама Анна Семеновна. А сегодня тем более, сегодня — праздник. Раз в год, в день рождения, Анна Семеновна скликает своих подружек и к приему гостей готовится старательно и задолго. Вчера доставали с ней из погреба банки с соленьями, сегодня она с утра напекла хлеба и пирогов, в сенках, в кастрюле, примерзли, дожида­ ясь своего часа, пельмени, а хозяйка все снует возле печки, гремит ухватом, и я всерьез побаиваюсь, что старенький круглый стол в гор­ нице, на который нужно перетаскать угощения, не выдержит тяже­ сти и разломится. — Никого ему не сделатся, дюжит, по осени белила, так зале­ зала — кряхтит, а дюжит. Ты таскай, таскай, за голый-то стол и садиться неча, разе людей посмешить. Они, мужики-то, нонче все поголовно пьяницы — отчего, думаешь? А не жрут ни черта, по-за углам ошиваются, рукавами закусывают — вот и картина. Нет, я люблю, чтоб на столе полно было, а если уж пусто, то и гостей неча зазывать. Гости легки на помине. Первыми Фрося с Полей пришли. Посту­ чались, шагнули через порог и остановились. Фрося очки с морозу протерла, шубу не сняла, шаль не скинула, на иконы в переднем уг­ лу перекрестилась и затянула: — Рождество твое, Христе, Боже наш, пассия мира и свет разу­ ма, небо звездою служащее и звездою учахуся. Тебя славим, солнце красное, и тебя видим с высоты востока... В детстве — а я еще захватил краешком, когда ходили по домам и колядовали по-настоящему — мне всегда слышалось не «волхв по звезде», а «волк на звезде путешествует...» и всегда было жаль зверя, ведь звезда-то горячая, поди, все лапы обжег, пока за нее дер­ жался. Голос у Фроси пресекается — не отдышалась после улицы, но марку не уронила, до конца допела. Перекрестилась в последний раз, правую руку опустила, левой — за грудь, и давай отдыхиваться. Поля махом пальтишко скинула, шаленку — в рукав и, обходя Фросю, незлобливо пихнула ее локтем: — Во, распыхтелась, как корова в деннике. Она ить, знаете, куда меня седни звала? На поминки. Подем, дескать, Тоню Ветелину помянем, год, как померла. Не, думаю, девка, не заманывай, в доб­ ры-то времена меня туда не звали, а раз ране не звали, то и нонче ногой не ступлю. Тоня-то, с мужиком своим, с Ветелиным, да с Шум­ киным, с начальником нашим, — это она уже ко мне обращается — всю жись как колобочки в масле катались. Ветелины завхозничают, Шумкин начальствует, и знать меня, худобу, не знали, а теперя на-ка, явлюсь, не запылилась. Я уж обещала Ане проздравить ее, вот и проздравлю. Вытащила из полиэтиленового мешка подарок — красенький полушалок, тряхнула им, полюбовалась и подала товарке: — На-ка вот, Аня, примерь... — Делать тебе некого, рубли-то зря фугуешь! — Аня лукавит: говорит одно, а по глазам видно — довольна. — Куда старухам на­ ряжаться, помирать скоро. — Не-е-т, я еще поживу! — Поля поднимает указательный па­ лец, перебитый у основания и похожий на вопросительный знак. — Я еще не нажилася... И сердито машет знаком вопроса, словно грозит кому-то неви­ димому. Л