Сибирские огни № 011 - 1990

Доме крестьянина он малость отошел, развлеченный к тому же не- бывалостью обстановки. В большом помещении, раздробленном кря­ жистыми колоннами, которые переходили в округлые своды, везде, где можно, чернели нары в два яруса. Вася никогда еще не видел вместе столько чуждых, страшноватых лиц. Мужики, кто раздетые до кальсон, кто в полушубках, лежали на нарах, сидели за столом, резали сало, кидали карты, воняли пресным дымом махорки. Корот­ кая меховая куртка и круглая шапка-финка отца, обыкновенное черное пальто и треух Подольского не очень-то и выделялись в этой толпе. Поводя по сторонам головой, Подольский обошел вокруг сто­ ла и направился к темной стене, где на отдельных, можно сказать персональных, нарах лежал человек в военной форме, с кобурой на ремне, сдвинутой на живот. Пробравшийся следом Вася увидел на петлицах ромбы. «Ого! — уважительно удивился он. — Еще выше Подольского. Комбриг!». — Ваши документы! — А в чем дело? — спросил человек, поворачивая моложавое, круглое, чистое лицо с аккуратными усиками. Подольский расстегнул пальто, сверкнув алыми петлицами: — Это секретарь горкома партии, а я начальник НКВД. Человек встал, улыбаясь, протянул было руку, но, уловив непо­ движность этих людей, взял с изголовья командирскую сумку. — Я выполняю особую задачу, — сказал он обиженно, с при­ дыханием, вынимая из сумки замызганные листы. — Собираю доб­ ровольные взносы от населения в помощь челюскинцам. — Никаких таких сборов не объявлено, — сухо сказал отец Подольскому. Тот рывком расстегнул у человека кобуру и вытащил из нее не револьвер, а толстую железную болваночку. До этого момента Вася недоумевал, не мог принять брезгливой презрительности отца и По­ дольского по отношению к ромбам, к благородному делу помощи челюскинцам. Но эта болванка вместо револьвера сразу перевернула все. И человек стал другим — бледным, испуганным, с жалкими усиками. Васю посадили впереди, с шофером, а тот бледный жулик или контрик, впрочем, конечно, контрик, если напялил форму комбрига, сидел за его спиной, между отцом и Подольским. Конечно, сейчас, в школьном коридоре, Вася не вспоминал этой истории, но ведь она засела в нем, жила в его увлеченном подража­ нии взрослым делам. И он, наконец, разозлился на Приступенко. «Это ты, дурак, элита, — сердито подумал он. — Ходишь-бродишь по школе как человек-невидимка, А я староста класса, сам же ты голосовал за меня, что же теперь обижаешься?». На классном собрании по итогам четверти Вася приготовился к обличительной речи насчет того, что стыдно быть троечником. Но Агнесса Марковна сбила своего старосту с настроя, сама не ведая о том, когда среди прочих итогов вывела и такой: — По алгебре у Нищенкиной твердая четверка, а у Москалева нетвердая пятерка. И он сник от унизительности своего нетвердого состояния. Учи­ тель математики Николай Николаевич, воплощение своей науки — замкнутый, высокий, красивый, по прозвищу Николай I, — ставил Васе пятерки, не задавая дополнительных вопросов, и Вася именно в этом улавливал равнодушие к себе, снисхождение к бездарности, берущей старанием. Спасибо Вале Нищенкиной, ради нее приходи­ лось, преодолевая тоску тугодумия, досконально вникать в противо­ естественное сложение и умножение букв, а не цифр. А насчет литературы проницательный Тодик был прав. Тут Ва­ ся не обучал, а пел, купался в наслаждении не меньше, чем Юрка со своей забулдыжной песней. Где уж тут бедной Вале было выло- 50